Домашняя бомба
Сначала на его письма никто не обратил внимания. Ну мало ли что придет в голову на старости лет пенсионеру из глубинки. В Министерство многие доморощенные стратеги строчат планы по завоеванию мира. И они сразу отправляются на свалку, минуя прочтение.
Однако дед оказался настырным и через полгода затрахал буквально всех. Оказалось, что он действительно физик-ядерщик, действительно герой труда и действительно 40 лет проработал в закрытом академгородке, потихоньку сходя там с ума. В итоге начальство распорядилось созвать комиссию и выслушать блаженного изобретателя, чтобы тот уже успокоился.
А изобрел дед из академгородка ни много ни мало протонную бомбу. Да еще, по его уверениям, особо мощную. Его письма выбрасывали до тех пор, пока они не перестали влезать в мусорную корзину. Однако дед сумел подключить столько взаимоненавидящих инстанций, что терпеть дальше было невозможно. В комиссию вошли три смертника: капитан РВСН, бывший капитаном уже семь лет и имеющий два взыскания за пьянство, бездарный инженер-конструктор, который не мог даже перевернуть землю с помощью рычага, и жирный чинуша из абстрактного ведомства по вопросам, не имеющим значения. Не отвлекать же ради городских сумасшедших нормальных людей?
Все трое сидели по одну сторону стола, как экзаменаторы. Готовились влепить старичку незачет и быстро разбрестись по домам.
— До чего мы докатились? Мы теперь на любой антинаучный бред будем срочное собрание собирать? — причитал конструктор.
Капитан РВСН, вальяжно откинувшись на спинку стула, тупым взглядом пялился в окно, на зеленую майскую листву. Ветер колыхал деревья, и это было единственное движение в его жизни за многие годы.
В назначенный час, с садистской точностью, в дверь постучали. В комнату суетливо вошел тот самый престарелый физик-ядерщик. Ничего особенного в нем не было: обычный пенсионер, каких много в метро и на улице. Выцветшие серые брюки, дешевая рубашка. Облысевший. Но сам довольно бодрый: активный и жилистый. Члены комиссии сразу обратили внимание, как он вцепился в потрепанный коричневый портфель. Он сжимал его цепко и жадно, но вместе с тем аккуратно и невесомо. Будто там хрупкая реликвия.
— Вы бомбу с собой принесли, что ли? — недовольно спросил конструктор.
— Да, — обрадованно сказал старичок.
В тот же миг его лицо прояснилось и озарилось неестественным восторгом, будто он вошел в комнату со старыми друзьями.
«Вот», — изрек он и извлек из портфеля старые шахматные часы с прикрученной к ним трубкой, напоминавшей корпус от лампы дневного света. Он поставил часы на стол с такими предосторожностями, словно переносил разваливающийся карточный домик.
Увидев эту поделку, капитан РВСН окончательно разочаровался в жизни.
— И это она? — преодолел молчание конструктор.
— Да, протонная бомба. Вот здесь в этой трубе заряд антивещества. При взаимодействии протонов и электронов происходит взрыв.
— Очень интересно… — конструктор медленно выговаривал слова, поскольку попутно размышлял, как надо строить разговор, чтобы не обидеть этого маразматика, — И вы предлагаете поставить их на вооружение армии? Организовать серийное производство?
— Зачем? Достаточно одной такой бомбы.
— Как это?
— Я называю ее «домашняя бомба». Достаточно нажать на кнопку часов, и в любой войне наступает ничья. Можно даже не отвозить ее на линию фронта. Кнопку можно нажать где угодно, результат будет один и тот же.
— Какой?
— Планету разорвет в клочья! Это очень страшное, очень эффективное оружие. Нас никогда никто не победит, пока хоть у одного человека есть возможность нажать на кнопку. Это может сделать даже ребенок.
— И зачем нам это? — встрепенулся капитан, — Если планету разорвет, то и нас вместе с ней.
— Если ситуация когда-нибудь дойдет до того, что враг будет входить в нашу столицу, мы уничтожим его! Это орудие возмездия, орудие сдерживания! Никто не посмеет напасть на нас, зная, что у нас есть протонная бомба! — разгорячился старичок.
— А можно ли как-то продемонстрировать принцип работы? — сказал конструктор.
— Нет, конечно, нет! Я проверял ее работу только в теории. Боюсь, что на практике это мне удастся лишь однажды. Но вот, посмотрите, я сделал все необходимые расчеты.
Дед достал из портфеля толстенную кипу листов и подвинул ее членам комиссии. Конструктор долго смотрел на листы, после чего передвинул стопку к капитану и продолжил:
— Это все хорошо, однако неужели вы думаете, что министерство обороны возьмет на вооружение ваши часы, только из-за формул? Мы одну ракету не можем десять лет утвердить, а тут — протонная бомба! Мы не можем вам ничего гарантировать. Здесь нужна подробная проработка. Надо привлечь специалистов, ученых, перепроверить данные. На это уйдет уйма времени.
— Не надо ничего проверять, — отмахнулся дед, — Жмите и все. И они пожалеют, что с нами связались. Неужели так трудно? Все работает, я верно рассчитал!
— Хорошо, хорошо. Давайте сделаем так. Мы возьмем документы на изучение, а как только что-то решим, сразу же свяжемся с вами. Может быть, орден дадим.
— Да, орден, это да! — снова забилось сердце старика, — Я сорок два года в лаборатории провел! Я там такого напридумывал! Мы еще климатическое оружие доделаем!
— Тоже будет полезно.
В конце концов конструктору удалось заболтать старика, вселить в него патриотичную надежду и выпроводить вон. Старик захватил с собой бомбу и грозился взорвать ее, если только кто «сунется». Захлопнулась дверь. Комиссия вздохнула с облегчением.
— Фух, — вздохнул конструктор, — Видели, как я от этого идиота избавился? Сами сидите, ни бе, ни ме. Видно же, что он совсем спятил, а вы сидите и киваете, как будто так и надо.
Капитан РВСН неожиданно помрачнел. Он вдруг понял, что его служба обессмыслилась еще сильнее, чем прежде. Он и раньше не верил в эту войну с ракетами и тактическими ядерными боеголовками, а теперь еще и это. Как же гнусно, что люди сражаются и гибнут с обеих сторон, а заканчивается все ходом старого лысого хрена с домашней бомбой.
— И как бы мы с его часами на парад вышли? — подал голос жирный чинуша, — Это еще хорошо у нас настоящие ракеты есть. Сатана чего стоит!
— Да, это просто прекрасно, — меланхолично сказал капитан РВСН и перевел взгляд на листву за окном.
Еще один бессмысленный день. Еще одно бредовое письмо. А ведь их уже некуда складывать.
