Это не критика

Почему-то в последние дни мне навязчиво попадаются претенциозные, поверхностные и попсовые статейки. Сперва эта трешатина в «Снобе» про антиутопии. Затем претендующая на звание исследования статья на любимой «Стигме», посвященная Камю, которая свелась к простому и неинтересному пересказу биографии. А сейчас на «Рабкоре» я наткнулась, видимо, на квинтэссенцию попсы. «Рабкор», вроде бы левацкое и рабочее издание Кагарлицкого, опустился до рецензии на «Команду самоубийц».

Ну, допустим, подумала я. Можно же извернуться и на примере любого материала выстроить любую схему. Смогли же мы сами стройно рассказать про труд артельщиков и частную предпринимательскую инициативу в СССР на примере троицы «Трус-Балбес-Бывалый». Почему бы «Рабкору» не рассмотреть «Команду самоубийц» с марксистской точки зрения? Может, это кино вскрывает какие-нибудь непримиримые противоречия между рабочим и нерабочим классами. Можно же проявить фантазию, поднатужиться и прикольно обыграть тему.

Но нет, там была рецензия, примерно как на «Кинопоиске», только хуже. Некая Юлия Кудрявцева, ни шагу не выходя за шаблоны, рассказала про сборы, потом про фабулу, потом про Джокера, потом про музыку и картинку и завершила все шикарной фразой: «В любом случае, судить все равно зрителям и каждому, кто посмотрит фильм. Помимо сюжетной линии, в фильме есть еще и картинка! И восхитительный саундтрек! И крутые стволы! Тачки! Деньги! В конце концов любовь! Так что не портите себе настроение перед сеансом в кинотеатре, настраивая себя на картину сомнительного качества. У «Отряда самоубийц» большое будущее. Вот увидите, как скоро каждая третья девочка будет хоть немного, но похожей на Харли Квинн».

Эта безликая попса, реагирующая на актуальные медиаповоды, на сиюминутные артефакты масскульта, заполонила эфир. Одинаковые рецензии на фильмы и книги, будто писать их доверяют уже даже не критикам и журналистам, а сразу маркетологам. Боязнь в чем-то проявить индивидуальность, нестандартный подход. Какой смысл в «Стигме», «Снобе» и «Рабкоре» если я даже не могу отличить их друг от друга?

Не надо так. Давайте я объясню, как следует писать такие вещи. В фильме «Амели» была очень хорошая фраза: «Когда палец указывает на небо, только дурак смотрит на палец». То есть, я считаю, что мы должны говорить не о самом фильме (больно много чести), а о том, о что он пытается нам сказать. Вместо этого однотипные критики начинают обсасывать этот палец, экзальтированно обсуждать маникюр на нем, пересказывать, как одна фаланга сочленяется с другой. Что я, пальцев не видела, что ли?

Есть несколько фильмов, которые следует обсуждать, как вещи-в-себе. Тот же «Метрополис» с невероятным для того времени подходом и исполнением. Ту же «Адаптацию» Кауфмана, которая соткана из стольких слоев реальности, что является ценностью сама по себе. «Команда самоубийц» ценностью не является, а если меня спросят про режиссерскую сверхзадачу, я отвечу, что она заключалась в том, чтобы срубить бабла.

На выходных я вырвалась из рутины и посмотрела другой фильм. «Гений», в котором сыграли Джуд Лоу, Николь Кидман и Колин Ферт. Это рассказ о взаимоотношениях писателя Тома Вулфа и издателя-редактора Макса Перкинса. Шире — о творчестве, о дружбе и о том, чем приходится жертвовать на писательском пути. Это не муторное биографическое кино (иначе нельзя было бы обойти стороной конфликт Вулфа с нацистской Германией), а именно сконцентрированная на одном вопросе притча. А вопрос такой — к кому из персонажей относится заглавие фильма — «Гений»?

Том Вулф предстает не просто писателем-модернистом, уважавшим литературу потока сознания, но чистым феноменом творчества, по Гуссерлю. Он творит и не может остановиться. В издательство его рукописи на тележках привозят несколько грузчиков. Это перманентный, безотчетный процесс письма. От болезненного графомана его отличает лишь то, что он талантлив и самобытен.

А есть Макс Перкинз — его издатель и редактор. Сухой и серый человек, который сидит с привезенными рукописями и мрачно исчеркивает их карандашиком. От целой страницы бесконтрольного самовыражения Вулфа в итоге остается одна короткая, но убойная фраза. Он отлично знает, как нужно писать, как нужно подавать готовую историю публике. Он настолько компетентен и хорош, что нельзя не задаться вопросом, почему он не пишет сам, а предпочитает оставаться в тени Фицджеральда, Хемингуэя и Вулфа. Несмотря на то, что Перкинз не может ничего сотворить сам, подопечные писатели считают его гением — гением дружбы.

И здесь стоит остановиться подробнее. Перкинз выстраивает со своими авторами очень близкие и трогательные отношения. Он выдает Фицджеральду авансы, хотя тот, кажется, полностью выдохся и вряд ли уже напишет что-либо путное. В Вулфе на первых порах он видит сына (а тот в нем — отца). Он находит подход к каждому, он понимает тех, кого обыватели считают чудаками и сумасшедшими.

Взаимообогащающие отношения между Вулфом и Перкинзом действительно можно назвать дружбой. К слову, кинематограф не так уж часто берется за эту тему. Последней достойной попыткой был французский фильм Intouchables («1+1» в нашем офигительном переводе).

Герои учат(ся) друг (у) друга. Вулф помогает Перкинзу стать более свободным и спонтанным. Он заражает его своим жизнелюбием и восторженным восприятием жизни. Фоном в фильме царит Великая Депрессия и, на самом деле, поводов для радости не так много. Ключевая сцена — когда Вулф приводит Перкинза в негритянский бар, где играют джаз. И там музыканты, импровизируя, исполняют любимую мелодию Перкинза, превратив ее в зажигательный танец. Что-то подобное можно увидеть в романе Турнье «Пятница или тихоокеанский лимб», где дикарь Пятница освобождает Робинзона, который даже на необитаемом острове оставался скован прежними представлениями о социуме и потребительской гонке.

В свою очередь Вулф делается более терпимым к людям, лишенным творческой искры. Он перестает презирать Фицджеральда, утратившего свой дар. Самое главное, Вулф преодолевает свои комплексы, возникшие после того, как отец бросил его семью. Он тянется к Перкинзу, видит в нем ментора, но в то же время пытается дистанцироваться от него, чтобы защитить от безжалостной редактуры свое не ограненное и избыточное творчество.

Это, кстати, центральный конфликт фильма. Влияет ли редактор на получившееся произведение? Он помогает улучшить работу автора или все перечеркивает и подгоняет под свое видение? В силу своей деятельности я неоднократно работала с текстами, как журналистов и коллег, так и молодых авторов. Лично я боюсь вносить принципиальные изменения от себя. Я вычищаю однозначные ошибки и обращаю внимание на стилистические неувязки и сбои в генеральной сюжетной линии. Но как-то влиять на стиль, на замысел — я такую ответственность на себя не беру. И не позволю кому-то так выворачивать мои собственные тексты.

Вулф не видит этого, но Перкинз страдает и переживает, задаваясь тем же вопросом — не убил ли он авторское начало Вулфа? Быть может, следовало оставить рукопись в первозданном виде? На самом деле — это важнейшие вопросы при взаимодействии с Другим. Как далеко можно зайти, чтобы не уничтожить самость Другого и не потерять свою?

И последний важный момент касается жертв. Том Вулф готов пожертвовать всем ради своего творчества. По этой причине он бросает любящую его женщину, как только она начинает требовать для себя больше времени и отвлекать от писанины бытовыми вопросами. Вулф — беспросветный и аморальный эгоист, чье поведение может искупить только бессмертное творчество. Первое время Перкинз поддается этому творческому угару и точно так же бросает свою семью, чтобы все оставшееся время посвятить редактуре книг нового талантливого автора. Но, став свидетелем нескольких скандалов Вулфа и его пассии, меняет мнение и возвращается к семье и дочерям, чье детство «тоже бывает лишь раз в жизни». Вулф — фанатик, Перкинз — обычный человек, который ценит семейную рутину не меньше, чем экстатические творческие порывы. Он придерживается мудрого серединного пути.

Видите? Это, типа, и есть серьезные онтологические вопросы, которые следует поднимать в искусстве. Они касаются каждого, каждого пишущего человека — тем более.

По-моему, говорить о фильмах можно только так. Соотнося увиденное с собственным опытом, стараясь увидеть за фигурами героев некие глобальные обобщения, истины, выходящие за пределы стаканчика с поп-корном.

Критик должен помочь читателю или зрителю увидеть все грани смысла произведения. Или безжалостно уничтожить его. То, что сейчас публикуется в глянцевых журналах под рубрикой «Критика», таковой ни в коем случае не является. Это рекламные аннотации, в лучшем случае. За одну тысячу знаков критик должен заставить вас совершить импульсную покупку — сходить в кино, купить книжку, посетить выставку Серова или Айвазовского. Словом, причаститься к модной культуре.

Дайте время, и я прогоню их поганой метлой.

Tags: Гений, Джуд Лоу, Критика, Попса