Автономия
Часто у меня перед глазами возникает образ Белинского. Он стоит за рабочим столом в центре загаженной коммуналки. Открытый со всех сторон. Вокруг постоянная суета, гвалт, детский крик, кухонный шум. За одной стенкой бухают, за другой — сношаются. В комнате висит тяжелый чад от стряпни. На веревках под потолком висит белье, похоже на лианы в джунглях. Напротив Белинского стоит его жена, в халате, бигуди, опухшая, и верещит о том, как же дальше жить. Сам Белинский в сюртуке и трусах. Он пишет. Заполнит аккуратными буковками листок, откладывает его в сторону, берет следующий.
Я бесконечно завидую его гению смирения и долготерпения, способности трудиться в любой обстановке.
Мне, чтобы написать простую заметку, нужно удалиться от мира. Закрыться. Когда я пишу, у меня нет детей, у меня нет родителей, у меня нет отчизны. Мое сознание полностью перетекает сюда. И я хочу, чтобы мое безвольное тело в реальном мире тем временем находилось в безопасности, забитое в темный угол.
Я вся здесь. Я оборотень и могу обернуться, кем пожелаю. Для этого нужно лишь спрятаться и совершить переход. Чтобы никто не видел, как я это делаю. Как я воплощаю формы.