Uncanny valley
Сегодняшняя тема у нас будет как-то на стыке всего и сразу. Вы знаете, что такое «Uncanny valley»? О, это очень интересная штука.
Для начала небольшое лирическое отступление о вопросах контекстного перевода. Мне хочется взять ржавый нож и отрезать нос тому, кто догадался вышеупомянутый термин перевести как «Зловещая долина». Это что, какое-то кино с Деппом? Начнем с того, что «canny» это нечто среднее между «понятный», «проницательный» и «симпатичный». Соответственно «uncanny» — «непонятный» и «несимпатичный», краше говоря «неестественный, тревожный, чужеродный». Так можно сказать, когда объект уже «weird», но еще не «eerie». Где там коннотация с чем-то зловещим? Ладно, это почти вкусовщина. Но, fuck, что это за «долина» такая? Дело в том, что «valley» — это еще и нижний экстремум синусоиды на графике. И как вы увидите ниже, речь идет о графике, а не о географии. Поэтому, несмотря на то, что в русском языке этот феномен известен как «Зловещая долина», я буду говорить «Точка неестественности», и не колышет.
В 70-х годах японский ученый Масахиро Мори раздумывал над моделями роботов. У него была контрольная группа, по которой он распространял различные вариации дизайна. Сперва люди положительно относились к тому, что роботы будут похожи на людей. Андроиды. И график одобрения поднимался все выше. А потом он вдруг резко рухнул вниз. Дело в том, что в какой-то момент люди почувствовали неудобство из-за того, что андроиды с одной стороны, похожи на них, а с другой, выглядят очень неправильно. «Почти как человек» (все, кто в состоянии, дружно вспомнили Кобо Абэ). Фактически, робот был похож не на человека, а на труп человека. Причем, когда андроида изобразили совсем антропоморфным, то люди снова его одобрили.
Вот этот провал на графике — и есть точка неестественности.
Теперь давайте обсудим причины этого явления. Ученые предлагают много версий, но мне особенно нравятся две. Одна лежит на поверхности, другая глубоко внутри.
Та, что на поверхности, — это принцип избегания заразы. Мы все же наполовину животные с животными инстинктами. И мы прекрасно чувствуем что странные особи могут быть больны и заразны. Помню ужас, охвативший меня, когда я увидела прокаженного: опухоли и шанкры на лице, жуткие кератитовые глаза. Помню, как я увидела умирающую от порока сердца девочку: из-за цианоза у нее была серо-синяя кожа, круги вокруг глаз, очень четкие и прекрасные черты лица. Но она должна была умереть в скором времени, и ее красота была мертвой красотой. А может, кто-то помнит свои ощущения, когда проходит мимо нищих? Когда в один вагон с вами въезжает безногий ветеран Чечни? А вы когда-нибудь пожимали человеку не руку, а протез? Все это явления одного порядка. Это то, что лежит в основе ксенофобии. Страх вывернутого, страх порченного, страх извратившейся природы.
А теперь самое интересное — глубинные предпосылки этого страха. У господина Фрейда есть работа, называющаяся «Das Unheimliche». В ней он разбирает работы Гофмана. Суть в том, что противоестественное пародирует самое сакральное на свете — нас самих. Что есть монстр Франкенштейна, как не профанация человекотворения? Во многих архаичных культурах есть довольно жесткие табу, распространяющиеся на трупы. Жутко смотреть на наши пустые оболочки. Куколки.
Это наше Ид прорывается в реальность через уродов. Это что-то ежедневно подавляемое сознанием. Это вызов норме, в которой мы комфортно существуем. Это такое щекотливое хичкоковское ощущение, что реальность может внезапно предать нас. Любой предмет может вдруг стать другим: злобной калькой на самое себя. Создается резкий когнитивный диссонанс. Вы видите, что форма объекта примерно та же, но вот его суть извратилась. Это как попасть в «иной» Сайлент Хилл. Очень многие триллеры используют этот эффект. Та девушка из колодца в фильме «Звонок», омерзительный мультик «Слева направо», зомби всех мастей, одни из лучших рассказов Кинга: «Крауч энд» и «Последнее дело Амни» (кстати, вы просто обязаны прочитать «Амни»).
Есть еще такая штука, как синдром Капгра или синдром негативного двойника. Когда вы думаете, что кого-то из ваших близких подменили. Смотрели «Похитители тел»? Представьте себе: вас больше нет и кто-то другой живет в вашем теле. Украл вашу жизнь. Однажды вы возвращаетесь домой, но ключи не подходят к замку. А в окно вы видите, что вы — уже дома. Элементарный страх потери самоидентификации. Мы боимся, что покойник подменит нас.
Я не стремлюсь к тому, чтобы вы пили коктейли в моем мире. Но я хочу проникнуть в ваши миры. Хотя бы отрезанный палец. Хотя бы клок волос. Этого достаточно, чтобы все испортить.
Я дам вам наглядную иллюстрацию. Это мультик Tin toy от 1988 года, созданный студией Pixar. Ребята уже тогда творили. После просмотра общественность, мягко говоря, была взбудоражена. Младенец из мульта еще долго не покидал подсознание зрителей. Я все понимаю: в те времена средства CGI не могли обрабатывать нормальную скелетную анимацию, но… нельзя же так.
Собственно, после такой реакции продюсеры всерьез озаботились проблемой точки неестественности при создании компьютерной анимации. Японцы пошли по пути доработки технологии. Они перешагнули этот провал и научились делать нормальные человеческие фигуры с дотошной тщательностью. Вспомните шестую часть Resident evil или самую свежую полнометражку по мотивам. А США и Франция стали использовать слегка окарикатуренные изображения героев. Можете вспомнить Грю из «Гадкого я» или Ральфа из «Ральфа». К сожалению, отечественная компьютерная анимация находится, как бы помягче, в жопе, и без содрогания смотреть на наших уродцев (а также на уродцев из Восточной Европы вплоть до Германии включительно) не получается. Не в последнюю очередь из-за эффекта неестественности.
В общем, посмотрите этот отрывок и поймете сами. Причем обратите внимание, как выгодно на его фоне выглядит солдатик, не претендующий на натуралистичность.
