Демократия против диктатуры ложного выбора
Демократия, как известно, это народовластие. Мы, живя в демократическом обществе, по идее, правим собой сами. Это личное участие каждого в жизни общества. И это личная ответственность каждого за то или иное решение. Но это в идеале. Что мы видим в реальности?
Везде, куда ни глянь, господствует парламентская демократия. Казалось бы, что может быть лучше и удобнее: мы голосуем за депутатов, они представляют наши интересы в региональном и федеральном парламентах. Только на практике выходит как-то не очень складно. И обман начинается с самого начала, с процесса выборов. Теоретически, депутатом может стать любой желающий. Но только нужно внести определенную сумму в избирательный фонд. Ладно, может, нищеброды действительно не нужны в нашей идеальной демократии. Идем дальше. Нам предстоит сложный квест по регистрации себя как кандидата. У кого нашлись деньги, но не нашлось достаточно времени и нервов тоже выпадают. К тому же, кроме стандартных цензов по наличию гражданства, возрастному и уголовному, в каждой стране найдется ещё куча своих специфических цензов от имущественного до религиозного. В России, как ни странно, все более-менее пристойно: тебе исполнился 21 год, ты дееспособный гражданин РФ, не имеешь судимостей и иных проблем с законом, добро пожаловать. Но это все красиво на бумаге. В реальности мы воочию видели, как многие неудобные и неугодные до выборов не дошли, застряли между бюрократическими шестеренками. То вовремя не подали документы, то подписи не так собрали, то неожиданно возникло уголовное дело.
Часть депутатов одномандатники, часть идет по партийным спискам. Но одномандатники могут быть вполне представителями какой-либо партии, либо вступить в неё позже, уже избравшись в парламент. Голосовали мы за беспартийного дядю Семёна, директора Хлеборезной фабрики, вот такого мужика. Не то, что эти зажравшиеся едроссы. А он избрался и стал депутатом Едра или КПРФ, и уже выдвигает не наши с вами инициативы, а держит под козырек перед партийной линией. Но даже если не вступил наш дядя Семён никуда, он вполне может быть в партии негласно, или поддерживать её решения в рамках сложившейся фракции. Впрочем, бывает такое, что некоторые господа идут и по партийным спискам, и по одномандатным округам. Даже если в итоге этих махинаций в то или иное законодательное собрание и прорвется случайный человек, то он в любом случае останется в меньшинстве и не сможет как-то влиять на принятие того или иного закона.
Выходит, что как ни крути, главная сила парламента – партии. Может, нет в них ничего плохого? Тем более, у нас вроде как многопартийная система. Давайте подумаем. Что такое партия? Это сообщество, выражающее интересы определенной группы людей. Одна партия может выражать интересы малого и среднего бизнеса, другая — олигархов, третья — интеллигентов, четвертая — пролетариев. Голосуя за партию, мы вроде бы стараемся выбрать ту, что выражает наши собственные интересы. Но интересы и целевая аудитория несколько разные вещи. Реально любая из партий выражает интересы её спонсоров, мы же являемся для этой организации целевой аудиторией, электоратом. Теми, кто поставит нужную галочку в нужном месте в обмен на туманные обещания. И если на Западе ещё иногда пытаются их выполнить хотя бы для вида, у нас на такие мелочи не заморачиваются. Сознание обывателя, как у мотылька: клипово и однодневно. Кто вспомнит, что ему обещали пару лет назад? Все запомнят, только взрывающийся бронетранспортер на байк-шоу Хирурга.
Но ещё одной важной функцией партии должна бы явиться реализация проекта переустройства общества и государства. Вспомним II Интернационал. Его представители, особенно в недавно созданной Германии, легальным путем оказались во власти и начали реализовывать социалистический проект. Реализовали? Нет. Утонули в переговорах, коалициях, союзах, компромиссах, соглашательстве и бойкотах. Почему так произошло? Потому, что любая, даже трижды кристальная партия попав в парламент начинает играть в одну игру с властью, и волей-неволей втягивается, теряет свой первоначальный смысл. Политическая игра становится самоцелью. Ведь они не могут срубить сук на котором сидят, отменить самих себя, как парламентариев. А значит, играют по правилам заданным не ими. Это все равно, что во время восстания пытаться вести переговоры. Помните, чем закончились такие переговоры для Уота Тайлера?
Итак, случайных людей в парламенте почти нет. Нас представляет в этом органе немногочисленная страта профессиональных политиков. Точно такие же политики сидят в правительстве. И они ведут вечный диалог. Выдвигают законы, принимают, отклоняют, возвращают на доработку. И так бесконечно. При чем тут мы? До очередных выборов — не при чем. Потому все партии всех парламентов мира имеют тенденцию стандартизации и обезличивания. Если республиканца от либерала в США ещё можно отличить по стилю в одежде, то попробуйте найти 10 отличий у депутата от Едра, КПРФ, Эсеров или ЛДПР. Думаю, их может выдать лишь партийный значок. Нам предлагают не тратить время на политические программы, которые не имеют особого значения, а просто проголосовать за наиболее симпатичную аватарку. Это ложный выбор. Такой же ложный, как между марками автомобилей, вместо выбора из разных видов городского транспорта: метро, монорельса, автобуса, велосипеда, автомобиля и так далее. Так же и с государством. Вместо выбора того или иного государственного устройства или значимого общественного проекта, нам предлагают одно и то же, завернутое в разноцветные упаковки.
Но, если нас обманывают и на стадии выборов, и после них, то чем мы управляем в нашем государстве? Да, ничем! Парламентская демократия, она же парламентаризм — такая же диктатура, как и все прочие. Просто прикрытая ширмой ложного выбора между несколькими сортами политики. И это справедливо не только для коррумпированных стран Второго и Третьего мира, но и для Запада. Диктатура ложного выбора является господствующей формой государственного устройства в современном мире. Более того, этот выбор далеко выходит за рамки политики. Куда ни ткнись, везде этот ложный выбор. В супермаркете, телевизоре, интернете, повсюду. И это страшно.
Но если то, что мы называем демократией, есть диктатура, что же тогда демократия? Для того, чтобы понять это, нужно вернуться к истокам этого понятия и отправиться в древнюю Элладу, а то и раньше. Демократия — дословно с греческого «власть народа», народовластие. Греческие полисы за несколько столетий успели опробовать на себе все знакомые нам формы общественного устройства: монархию, тиранию, олигархию. В Спарте даже был тот самый апартеид, что мы видели потом в ЮАР, Родезии и много где ещё. И конечно, там была опробована и демократия. И она была отнюдь не парламентской. Она была прямой. В жизни полиса участвовал каждый гражданин, каждый имел право голоса, каждый должен был занимать какую-либо общественную должность. Каждый голосовал лично за себя, минуя посредников, каждый участвовал в жизни общества.
И подобная демократия была всегда. Собственно, она получила свое имя и определение в Греции, но появилась гораздо раньше. Более того, на протяжении многих тысяч лет была наиболее естественной и привычной формой общественного устройства. В крестьянской общине сельский сход был главным и единственным органом власти. А существовали подобные общины вплоть до начала XX века. Подобную демократию мы видели в средневековых городских коммунах, причем не только в Европе, но и в иных частях света.
Во время восстания в Париже в 1871 году, жители воссоздали именно эту средневековую коммуну, с её эгалитарностью и всеобщим участием. Ленин Парижскую коммуну взял за образец, к которому должны придти большевики в случае взятия власти. Об этом он написал в книге «Государство и революция». Советы, что возникли во время Русской Революции 1905 года были продолжением уже упомянутых сельских сходов. Подобные советы были и в Венгрии во время восстания 1956 года. Собственно, подобные ячейки самоуправления возникали и возникают практически в каждой революции. И не только революции. Подобное демократическое самоуправление возникает само собой в любых небольших однородных сообществах. Небольшие группы ученых, геологов, охотников, артели разнорабочих, группы монахов-отшельников и даже воинские дружины не имели и не имеют какой-либо иерархии. Или, если имеют, то довольно условную. Предводитель дружины или ватаги лишь первый среди равных.
В подобных сообществах важен каждый. Важен не только его голос в принятии общих решений, но и его каждодневный вклад в общее дело сообщества. Именно через это мы раскрываем себя, свои таланты. Внутри подобных обществ нет лишних, каждый нужен и важен. В таких сообществах нет ложного выбора, нет диктатуры. Мы действуем в них для общей пользы не по принуждению, не по закону, а по зову сердца, по закону дружбы и братства.
Но, подобные сообщества раз за разом терпели поражения или перерождались. Да, и всегда имели свои ограничения. В античных полисах право голоса имели лишь граждане. То есть, те, кто родился в городе, и те, кто был признан сообществом гражданином. Метеки (свободные из других полисов), рабы и женщины голоса не имели. Свои цензы были и в средневековых вольных городах, там зачастую право голоса имели наиболее богатые и влиятельные жители города. Были иные издержки. Прямая демократия буксовала и становилась неэффективной в больших коллективах. Платон в своем Идеальном государстве полагал, что оптимальное число свободных людей в таком обществе должно быть 5000. При большем количестве все рушилось. Рушилось это при попытке взаимодействия нескольких демократических полисов в рамках одного государства или федерации. Решения принимались медленно и из рук вон плохо. Итогом этого всего стало поражения полисов сначала от монархической Македонии, затем от олигархического Рима.
Проблема тут вот в чем: в слабости коммуникации и разделении труда. В подобных условиях жесткие иерархические структуры быстрее принимали решения, быстрее могли мобилизоваться. Потому эгалитарные сообщества раз за разом либо погибали, либо сами становились подобными чудовищами. Полисный и демократический Рим выродился сначала в олигархию, потом вовсе в империю. Княжеские дружины и ханские ватаги захватив власть превращались в королевства и деспотии. Религиозные сообщества, где царило равенство и братство, превратившись в религии, становились иерархической церковью. Города-государства Италии были подчинены абсолютистскими государствами. Советский Союз появился в момент, когда советы были разгромлены, подавлены и подчинены диктатуре партии. Само слово демократия стало означать парламентаризм.
Значит демократия обречена на вечное поражение? Отнюдь. Возрождаясь каждый раз, она становится все сильнее и все совершеннее. Тут большую роль играет коммуникация. Одно дело передавать сообщение из города в город в эпоху античных полисов, другое дело сейчас. Коммуникация возросла и достигла небывалого уровня и размаха. Жесткое разделение труда и атомизация столь типичные для индустриального общества постепенно нивелируется. С одной стороны за счет появления очагов информационного общества, с другой за счет возвращения к доиндустриальному укладу. Люди, устав от одиночества и разобщенности, сбиваются в разного рода небольшие группы по интересам. Появляются новые проекты общественного устройства. Например, концепция электронной демократии, которая предлагает возродить античные полисные традиции на базе новых технологий. Другие предлагают развивать делегативную демократию. Кто-то горизонтальную систему самоуправления.
В любом случае, вся эта чудовищная бюрократия, весь этот нелепый фарс с парламентом и выборами становятся уделом прошлого. Что бы мы ни выбрали в качестве альтернативы нынешнему государственному устройству, это будет наш истинный выбор, выбор из нескольких различных и значимых альтернатив. Это не будет навязанным и пустым псевдовыбором между партией Сциллы и партией Харибды. Это не будет передачей своей ответственности кому-то другому. Это будет если не свободой, то, по крайней мере, важным шагом к ней. Медленно, но верно мы победим иерархического Левиафана, подчиним его себе, сделаем каждую человеческую личность превыше бездумной толпы. Мы победим, я в это верю. Демократия вернет себе истинное значение и истинное предназначение.
А пока нам остается лишь бороться и искать. Бороться с диктатурой ложного выбора, не пытаться играть по их правилам, а искать и находить свои собственные. Они с каждым днем становятся старее, мы — опытнее и сильнее. Будущее принадлежит нам. Будущее за демократией, а не за ширмой, куда уединяются справить электоральную нужду.
