Страшные сказки
Во все времена страшные сказки помогали детям приспособиться к, в общем-то, недружелюбному внешнему миру. Сказка — это миф, архаика. И, как всякий миф, она несет три функции: интеграционную, охранительную и познавательную. Необходимо признать, что традиционные сказки безнадежно устарели, и нет ничего удивительного в том, что дети и подростки находят (и сами создают) альтернативный фольклор.
Начнем с нескольких примеров. На днях я ходила на фильм «Визит» за авторством уважаемого Шьямалана. Это аллюзия, если не ремейк всем известной истории о Ганзеле и Гретеле. Дети попадают в пряничный дом к старухе-ведьме. Сперва она их откармливает, а потом старается зажарить. В темные средневековые времена эта сказка успешно работала: апеллируя к чувствительному и повседневному детскому страху (к ведьмам), она также учит не слишком уж доверять тем, кто без особой причины закармливает вас сладостями.
Но сегодня эта сказка уже никому не нужна. И хотя нецензурированные гриммовские сказки дадут прикурить многим фильмам ужасов, это больше развлечение для изощренных взрослых. Мы недооцениваем уровень развития детей и младших школьников. И мы катастрофически ошибаемся в оценке степени осведомленности подростков, начиная лет с 12-13. Это информационная эра: от сексуальной рекламы, сцен насилия и новостных цитат никуда не спрятаться.
Поэтому подход Шьямалана мне нравится больше. В его фильме старики — не колдуны и не оборотни. Они — сумасшедшие. Мы приучаем детей бояться не чародеев, а странных людей с неадекватным поведением. Да, ведьмы свое отжили, но страх остался и был спроецирован на новую фигуру. Незнакомцы, чужаки, психи, бомжи и цыгане. Они страшны не волшбой, а непредсказуемостью и неподчинением законам социума. Но дети и подростки поймут этот фильм и поймут его правильно, потому что спятившие старики (а к старикам у многих детей и так врожденная брезгливость и недоверие) — это такая же бытовая реальность, как сосуществование с темными силами в Средние века. Психология, наука, безумие — вот тесто и закваска для современных мифов.
Или есть такая хорошая и самобытная игра The Path. В ней обыгрывается архетипичная история Волка и Красной Шапочки. И Волк здесь — это соблазн или столкновение с чем-то фатальным. Мы видим истории разных по возрасту Шапок — от шестилетки до взрослой женщины. И все они встречают своего Волка — смерть, безрассудного бойфренда, насильника, экзистенциальную пустоту. Что угодно. И это тоже грамотный подход к осовремениванию сказки. К историзации мифа.
Как я уже сказала, дети сами создают свой фольклор. Это и страшилки у костра, и бесполезные фанфики, и подражательство чувственным стихам сентиментализма. Детские мифы и сказки — это переклад взрослых историй. Адаптация через редукцию многоуровневых смыслов. На выходе мы получаем одномерную и линейную историю. Однако таким образом в ней становится очевиден главный конфликт между добром и злом, жизнью и смертью, детьми и взрослыми и прочими амбивалентными штуками. Почитайте рассказ «Студент» у Чехова, там это очень хорошо описано.
Архетипы не изменились за тысячи лет. Развитие науки и понимания внутреннего мира человека не стоит на месте, поэтому мы должны делать глубже и сложнее архетипы, которыми мы живем. Мой Бог сложнее Бога Николы Кузанского, несмотря на то, что он провел жизнь в молитвах, а я в праздном безделье. Просто мое время, моя пластами копившаяся культура сами по себе задают Богу такие вопросы, которые средневековым схоластам даже не снились. Локи из марвеловского блокбастера сложнее и глубже изначального Локи из скандинавских сказаний.
Поэтому любой писатель, который делает шаг назад, пытается подражать авторам, отставшим на сто, а то и на двести лет, обречен на смешной провал. Шьямалан не только осовременил Ганзеля и Гретеля, но и обогатил внутренний смысл и мораль произведения — научил детей прощать своих родителей. Каждый сюжет должен быть актуализирован. Каждая вечная тема должна быть расширена новыми ассоциациями. И тогда ваши сказки, быть может, будут кому-то интересны.
