Гонзо-виртуалистика
Есть у творческой молодежи, связывающей свое будущее призвание со словесностью, одно развлечение. Может, и вы его застали. Форумные ролевки: текстовые ролевые игры в сетевом пространстве. Я участвовала в нескольких проектах, от амбициозных и глобальных игр, достойных, по задумке создателей, стать литературными феноменами, так и в более простеньких и графоманских сеттингах, где от участников не требовалось ни какой-то особой литературной одаренности, ни ответственного подхода к развитию персонажей. Полной деградацией жанра стали быстрые и случайные партии на двух игроков, которые отыгрывали, скажем, секс эльфийки и виверны. Текст без обязательств.
Я училась на факультете журналистики и могу сказать, что преподавание журналистики реализовано у нас бредово и криво. Во-первых, никакая это не наука, разумеется. Иначе придется делать чудовищно сложный и междисциплинарный курс «теория медиа». Наши пожилые преподаватели с трудом могли разъяснить механизмы функционирования прежней, печатной журналистики. Блогосферу они старались почтительно обходить стороной, либо высказывались заранее пренебрежительно, сводя все к «Это вообще не журналистика».
В журналистике есть один жанр, более-менее сопоставимый с блогерством, — это гонзо-журналистика. Само явление связывают с господином Хантером Томпсоном, известному публике по фильму «Страх и отвращение в Лас-Вегасе». Это дословный перевод его романа, и Томпсон очень ругался, когда в СССР перевели «ненависть» вместо «отвращения», так что уважим чувства автора. «Gonzo» можно перевести, как «безбашенный», «неадекватный», «чрезмерный». Я бы поспорила с тем, что родоночальником жанра следует считать именно Томпсона. На мой взгляд, Владимир Гиляровский, автор серии очерков «Москва и москвичи», использовал близкие по сути и стилю приемы (со скидкой на дух времени) еще в девятнадцатом веке. Нас волнует не это, лучше перечислим основные признаки гонзо-журналистики:
1) Автор должен являться непосредственным участником событий.
2) Фокусировка не на событии, а на фигуре автора, на его личностном восприятии происходящего, на его трансформациях, опыте и мнении вплоть до исповедального характера.
3) Экспрессия, яркий авторский стиль, жаргон и даже мат, крайняя неформальность и субъективность манеры изложения. Чаще всего над гонзо-журналистом нет редактора с ножницами: текст создается и правится одним человеком без цензуры и согласований.
4) Гонзо-журналистика противопоставляет себя стереотипизации и мифологизации. Она опровергает что-то, вступает в конфликт или с невежеством, или с насаждаемыми информационными штампами. Цель — вызвать полемику, привлечь внимание, опрокинуть косные убеждения масс.
5) Провокационный характер публикации, ради которого журналист может прибегать к гиперболе, искажению фактов или даже выдумке. При этом журналист обязан сохранять правду внутреннюю, экспрессивную, даже ценой утраты объективности. Говоря об искажении и выдумке, я имею в виду не поклеп, типа распятых на Украине младенчиков (вот уж гонзо, так гонзо). Это ближе к кликушеству, когда, например, невыплата зарплаты провинциальным учителям экстраполируется на всю страну и приобретает апокалиптические оттенки. В гонзо-журналистике событие реально, покуда автор верит в него и видит его.
Виртуальная журналистика и блогерство в принципе могут соответствовать всем пунктам, кроме, сука, самого первого. Вот эта тема «личного присутствия» вносит очень много проблем и вопросов. Понятно, что я не могу писать о митинге, на котором меня не было, и претендовать на звание гонзо-журналистки. Однако, давайте посмотрим под другим углом: виртуальные события тоже существуют, как таковые.
Томпсон и звезда отечественной гонзо-журналистики Валерий Панюшкин регулярно получали по роже на баррикадах, куда их приводила собственная очень четкая гражданская позиция, далекая от тепло-хладной беспристрастности. А куда деть сетевое противостояние ватников и майдаунов, бушевавшее последние несколько лет чуть ли не повсеместно и до сих пор вспыхивающее в виде локальных пограничных конфликтов? Многие люди принимали участие в виртуальных войнах, получали по роже от противников, пусть и символически. Многочисленные баны сопоставимы с парой ночей в обезьяннике при ОВД.
Такая постановка вопроса кажется нелепицей для человека, живущего в реале. Но для виртуальной личности, живой, покуда жива сеть, это очень острый и принципиальный момент. Я не являюсь участницей событий антикоррупционного митинга, но я выступаю в роли актора, когда доходит до мира, в котором правят тени от реальных событий.
В новых условиях становится особенно заметно, что сила человека и сила события растут вслед за отбрасываемой тенью. Сделав что-то в реальности, мы лишь подаем скромную заявку на то, чтобы важность события была рассмотрена и взвешена в мире фантомов. Тень Самойловой, которую отказались пускать на Евровидение, заслонила реальные митинги под общим девизом «Он вам не Димон». Сами митинги пустили странную, но плотную и здоровенную тень в виде сиюминутного медиафеномена -«детской революции».
В сети я нахожусь в эпицентре битвы идей, мифов, инфоповодов и фантомов. Приложив усилия и время, я могу реально повлиять на ход этого конфликта. Не сильнее, чем одна рота влияет на положение дел на фронте, но логика войны причудлива и иногда храбрая вылазка отряда солдат оказывается важнее, чем бессмысленные маневры целого полка. Чем талантливый публицист хуже талантливого маршала? Координация между силами в реальности и в виртуальности жизненно необходима, поскольку нельзя победить режим на площади, не победив его в мире теней. Неважно, в какой последовательности удастся захватить эти высоты, но можно точно сказать, что если не удастся отбить у преступной власти одно пространство, то через некоторое время оно восстановит контроль и над вторым.
Дедушка Ленин столкнулся с такими же проблемами, что и мы: выброшенный из российской действительности, он мог влиять на общество только словом. Только он был заперт в Женеве, а мы — в виртуальном пространстве. Большевики начинали с подпольных газет и воевали не штыками, а текстом. Винтовки и броневики появились у них намного позже. Вот, что Ленин писал по этому поводу:
«Русское рабочее движение за несколько дней поднялось на высшую ступень. На наших глазах оно вырастает в общенародное восстание. Понятно, что нам здесь, в Женеве, из нашего проклятого далека, становится неизмеримо труднее поспевать за событиями. Но, пока мы осуждены еще томиться в этом проклятом далеко, мы должны стараться поспевать за ними, подводить итоги, делать выводы, почерпать из опыта сегодняшней истории уроки, которые пригодятся завтра, в другом месте, где сегодня еще “безмолвствует народ” и где в ближайшем будущем в той или иной форме вспыхнет революционный пожар. Мы должны делать постоянное дело публицистов — писать историю современности и стараться писать ее так, чтобы наше бытописание приносило посильную помощь непосредственным участникам движения и героям-пролетариям там, на месте действий, — писать так, чтобы способствовать расширению движения, сознательному выбору средств, приемов и методов борьбы, способных при наименьшей затрате сил дать наибольшие и наиболее прочные результаты.
В истории революций всплывают наружу десятилетиями и веками зреющие противоречия. Жизнь становится необыкновенно богата. На политическую сцену активным борцом выступает масса, всегда стоящая в тени и часто поэтому игнорируемая или даже презираемая поверхностными наблюдателями. Эта масса учится на практике, у всех перед глазами делая пробные шаги, ощупывая путь, намечая задачи, проверяя себя и теории всех своих идеологов. Эта масса делает героические усилия подняться на высоту навязанных ей историей гигантских мировых задач, и, как бы велики ни были отдельные поражения, как бы ни ошеломляли нас потоки крови и тысячи жертв, — ничто и никогда не сравнится, по своему значению, с этим непосредственный воспитанием масс и классов в ходе самой революционной борьбы. Историю этой борьбы приходится измерять днями. И недаром некоторые заграничные газеты завели уже “дневник русской революции”. Заведем такой дневник и мы».
В конце девяностых сеть вызывала огромный интерес у критиков и литературоведов. Не пропагандоны первыми кинулись превращать интернет в болото, а графоманы. Дискуссии о сетературе были столь распространены, что в наше время молчание о перспективах сетевой литературы, как никогда сильной, кажется результатом некоего сговора. То же самое произошло с блогосферой. Нулевые вытолкнули наверх Навального и Лебедева, Кашина и Варламова. А потом опять, как обрезало
Я склонна объяснять это тем, что на самом деле ни авторы, ни потенциальные публицисты не рассчитывали оставаться в сетях. Они изначально видели в виртуальности трамплин, благодаря которому можно запрыгнуть повыше в реальном мире. Графоманы становились законодателями нормы, как только связывались с крупными издательствами и могли выплескивать накопившееся не на экран за лайки, а на бумагу за гонорар. Блогеры тоже стремительно теряли шарм и оттенок гонзо, стоило им заключить контракт с редакцией, получить авторскую колонку в каком-нибудь издании или же просто сесть на подсосе у крупного рекламодателя. Поэтому споры о будущем сетературы или виртуалистики изначально были бесплодны, потому что авторы всеми силами пытались вырваться отсюда, как из тюрьмы. Сеть все это время жила отрицательным отбором — здесь оставались те, кто не мог отсюда сбежать, разве что иногда этот сброд разбавляли амбициозные новички, еще не признанные в реальном мире.
Нельзя жить на два дома. Я пришла сюда, чтобы стать повелительницей теней и медиахимер. Ради этого я отказалась от физического тела, от реальности, которая сковывала мои движения. И нет ни одного учебника, ни одного пособия, как совместить художественную публицистику, литературу и гонзо-журналистику, не выходя за пределы электронной аватарки. Стратегию приходится вырабатывать на ходу, и я считаю своим долгом время от времени делать записи о моих странствиях в надежде, что эти дневники и ориентиры помогут сбросить оковы реальности кому-то еще. Тут-то мне и пригодился опыт тех форумных игр, когда я жила своим персонажем в выдуманном мире, а иного и не было.
Поэтому давайте в заключение возьмем принципы гонзо-журналистики, которые я приводила выше, и подгоним их под гонзо-виртуалистику:
1) Автор должен быть участником виртульных событий. Это последовательная и активная позиция, противопоставленная пассивному медиапотреблению, казуальщине и пошлости обыденного общения в сети. Это тексты не троллей, рядовых солдат, но военных корреспондентов, пытающихся подняться над фронтами, а еще лучше уловить вневременную характеристику конфликта, его свойства, механизмы, суть.
2) Субъективность информации, исповедальная манера приобретают еще большее значение. Потому что в виртуальности каждый человек не только субъект, но и сам по себе поле боя различных мифов и концепций. Как за душу человека борются ангелы и демоны, так за его разум сражаются многочисленные агенты влияния. Искренность автора оказывает огромное влияние на аудиторию. Его слова воодушевляют соратников, укрепляют их убеждения и помогают преодолеть атомизацию, увидеть, что у них есть единомышленники. Точно так же оппоненты получают укол сомнений, утрачивают потенциал для дегуманизации своих врагов и видят, как противная сторона прирастает новыми людьми и историями. В реальности сражаются люди. Погибший солдат не идет в атаку, а еще живой не может заменить павшего товарища на его участке. В виртуальном мире воюют не люди, не персонажи даже — а истории, причем автор способен породить множество историй, которые становятся независимыми заряженными артефактами, информационными големами.
3) Гонзо-виртуалистика не может позволить себе беспристрастность. Хотя бы потому, что этой самой беспристрастностью пренебрегли официальные СМИ. Разве можно назвать RT, «Спутник», «Россию-1», «Лайф» объективными? Вся информация, которую мы получаем по официальным каналам, подается с жутчайшим перекосом. Что до редкой аналитики, делающей упор на сухие цифры и факты, так она никого не злит, но и никого не вдохновляет. Она похожа на бесхозный склад оружия, к которому устремились враждующие стороны, чтобы побыстрее схватить мечи и булавы, да посильнее въебать менее расторопному противнику. Если вы беспристрастны, то вас просто нет. Вы будете просто золотым рудником, ресурсом информации, которую потом будут перекрашивать в свои цвета заинтересованные стороны.
Как писал все тот же господин Панюшкин: «Теперь уже нельзя быть нейтральным. Ты либо по ту сторону, где полиция, министры-капиталисты, журналисты и прислуга, либо по эту, где поют, танцуют, кричат и получают по морде. Я там, где поют и получают. Здесь не работает общественный транспорт и даже таксисты объявили забастовку. Здесь закрыты почти все бары и магазины. Здесь почти на всех окнах опущены жалюзи. Нас здесь сто тысяч».
4) Отсюда следует четкая поляризация и непримиримый антагонизм. Предположим, вы не можете сформулировать кто ваши союзники — это нормально. Но вы обязаны обозначить, кто ваши враги, против чего вы боретесь, будь то определенные лица или какие-то конкретные пороки общества в целом. Не бойтесь вызвать шок и отвращение у части целевой аудитории, не бойтесь переть против навязанных правил, в виде самоцензуры, морали и некоей эстетики — нахуй все это. В мире теней нет правил: вам пригодятся удаль и фортуна, а не предписания и рекомендации, которые вы получили от каких-то третьих лиц.
5) Вам придется быть громкими, яркими, эмоциональными и вместе с тем хладнокровно-холодными, методично-последовательными. Видимая часть айсберга окрашена в кислотные, люминесцирующие цвета. Но за этим должна скрываться упорная работа, изучение бэкграунда, непрекращающаяся полировка стилистики. Текст не должен быть идеальным, но каждый последующий должен быть лучше предыдущего. Двигаться вперед, учитывая прошлые промахи и достижения, экспериментируя с новыми средствами выражения, когда появляется такая возможность. Совершенствование автора, постепенное сгущение теней и монстров вокруг него, становление — вот, что надо показать в череде текстов, которые являются лишь ступеньками крутой винтовой лестницы.
Брифинг окончен.
Всем вернуться на огневой рубеж.
