Голоса крови
В России есть свои табу. Я долго размышляла о том, почему статистика, связанная с авитальным поведением (суицид, семейное насилие, самодеструкция посредством алкоголя и ПАВ, СПИД в какой-то степени), у нас дичайше искажена. Зачем требуется уничтожать НКО, собирающие объективные данные по числу ВИЧ-инфицированных и пытающиеся проводить хоть какой-то ликбез в данной сфере? Откуда эта слепота во всем, что касается подростковых самоубийств?
Сперва я думала, что чиновники просто мухлюют с показателями, поскольку хотят спокойно жить и не получать регулярные втыки из центра за то, что у них на территории люди дохнут сами по себе. Но тогда бы мы имели всего лишь кривые цифры по проблеме, а не кривое восприятие. Да, очевидно, что управленцы и мастера статистики нам врут, занижая число алкоголиков, самоубийц. Однако этого недостаточно, чтобы сделать тему табуированной.
А может, все дело в том, что самоуничтожение противоречит духовным скрепам? Не очень-то православно перерезать вены или же колоть в них героин. Молчание означает, что огромный процент населения так и не удается ассимилировать, направить на рельсы семейного и мещанского счастья. Пропаганда величия, соборности и особого пути ничего не может сделать с тем, что наши люди не хотят жить. Остается только игнорировать эту тему. Даже обычная тактика «списать все на внешнего врага» не работает. Очень глупо выглядят нападки на ювенальную юстицию или инагентов, раздающих презервативы, когда над горизонтом высится черное Солнце.
Или это продолжение нашей неспособности к покаянию? В конечном итоге, мы не можем трезво взглянуть на себя и увидеть, в каком оскотинившемся состоянии мы живем. Жестокость, цинизм, апатия, бесперспективность и умение любые преступления, любой беспредел воспринимать как должное. Никто не встанет и не возмутится. Если в автобусе контролеры высадят ребенка или инвалида посреди снежного Нигде, никто не заступится, не оплатит копеечный билет. Я уверена, что это равнодушие как-то связано с табу на публичные дискуссии о самоуничтожении.
Мне кажется, подлинная причина вот в чем. Она заключается в нашем нежелании что-то сделать, фактически в соучастии. При всей фигне, не Путин сажает на иглу, не Шувалов насилует, не Гундяев подталкивает шагнуть с крыши. Да, на макроэкономическом, политическом и социальном уровне их вина очевидна. Из-за их некомпетентности и коррумпированности поголовно все бюджетники и работники госпредприятий (а стало быть и их дети) живут в долгах, нищете и тревожном ожидании завтрашнего дня, который вряд ли принесет светлые вести. Но они не могут взбунтоваться, потому что они боятся что-либо менять.
Что остается? Только ненавидеть себя и презирать. Стойко сносить ежедневные унижения. Молча. И к другим никакого доверия или жалости они испытывать не будут. Какая у нас парадигма мышления? Чем больше самоубийц — тем меньше самоубийц. Наркоманы заслуживают тюрьмы или принудительного лечения, которое бывает еще хуже любой колонии строгого режима. Гомики заслуживают гнить от инфекций. Безбилетник в любом возрасте и состоянии остается безбилетником, и с ним следует поступить по суровой справедливости. Ведь мы не спасаем их потому, что они и не заслужили спасения. Другой вопрос, что человек, отказывающий другим в сочувствии, тоже жить не должен. Хорошо жить, как минимум.
Если начать рассуждать на эти темы, то сразу же всплывает дарвинистская, а то и людоедская мораль. Да, каждый человек виноват в том, что с ним случается. И многие активисты сами виноваты в том, что без оглядки репостят всякую ерунду и горят на мелочах. Но, а что с того?
Для чего мы вообще тут собрались? Итогом нашей деятельности должно быть улучшение благосостояния народа. Речь о самых разных благах: свобода, культура, образование, обеспеченность, равенство. Начиная хотя бы с собственной семьи, постепенно расширяя поле деятельности. Где-то на окраине сознания необходимо все время удерживать мысль о несправедливости этой системы. Не поддерживать ее на словах, не брать и не давать взяток. Оставаться серьезной. Не истерика, не патетика, не апологетика. Лично я не могу отвернуться от отверженных и не чувствовать с собой разлада. Как вода выталкивает на поверхность пробку из-под вина, так меня выпихивает к людям подобие совести.
Да, нам так много говорят о духовности и величии, но я бы с большим удовольствием послушала, как Песков или Михалков, скажут, что им стыдно носить часы дороже, чем годовой оклад врача. Омерзительно даже не то, что Система делает меня соучастницей их лжи и разгула (моя публицистика — слабое утешение в данных условиях), а то, что осознается это все слишком поздно, когда процесс интеграции с социумом практически завершен. Надо вырвать себе глаз и отрезать руку. Меня не покидает ощущение, что самоубийцы, наркоманы, прочие сирые и убогие поняли это раньше и лучше, перешли от слов к делу.
Режим убивает. Как насчет независимого трибунала по разбазариванию казенных денег, которые нужнее инвалидам и бюджетникам? Как насчет доклада о замученных заключенных при попустительстве (а то и содействии) судей и тюремщиков?
Десятки тысяч прямых и косвенных смертей, сотни тысяч поломанных судеб — это разве не геноцид? Причем собственного народа. А мы — и улюлюкающие зрители, и палачи. Нет такой святой воды, которая бы смыла это с нас. Я не могу поцеловать распятие, исповедаться, причаститься, стать новой и белой. Это все ложь. Можно только остановиться самим и остановить тех, кто это делает. И никогда не забывать…
Я уже никуда не уйду.
Голоса крови братьев и сестер вопиют ко мне от земли.
