Очередь в СССР
За свою недолгую жизнь я неоднократно сталкивалась с цензурой. Я знакома с вымарыванием крамолы в СМИ на всех стадиях публикации, видела, как запрещают фильмы, запрещают аниме, песни и стихи попадают в черный список Роскомнадзора, из шутеров вырезают отдельные миссии, некрасивые страницы родной истории переписывают кремлевские неучи. Но всего единожды я столкнулась с тем, что была запрещена настольная игра. Об этом и поговорим. Знакомьтесь, на столе я разложила «Очередь».
Игра польская, создана государственным Институтом национальной памяти. В оригинале зовется «Kolejka». В ней вы получаете возможность (снова) побыть советскими гражданами, которые вынуждены с боем добывать любые дефицитные товары, стоя в долгих, склочных и зачастую бесперспективных очередях. То есть, это такой идейный антипод известной «Монополии». Только если в мире проклятых капиталистов вы скупаете на улице дома и отели, то тут вы на этой улице стоите в надежде, что в продмаг завезли сахар.
Атмосфера нищеты и позднего совка передана даже визуально. Коробка стилизована под дешевую упаковочную бумагу, перетянутую бечевкой. Игровые карточки выглядят заранее потасканными и состаренными. На игровом поле жирные пятна и след от кружки. Все плохо. Интересно, что в Польше «Очереди» присвоен рейтинг 12+, типа для детей помладше погружение back in USSR может стать психотравмирующим опытом. А игроки постарше, включая глубоких стариков, — ничего, говорят, смеялись над пробными версиями. Сквозь слезы, не иначе.
Кароль Мадай, главный дизайнер игры, был всего лишь девятилетним мальчиком на момент, когда Польша соскочила с советского круизного лайнера в 1989 году. Но в очередях к тому времени уже успел настояться. Игра заявлена как образовательная, половина первого тиража была распределена по школам. Как пояснял сам Кароль: «Мы надеемся, что молодежь из этой игры узнает, как трудно тогда было купить товары первой необходимости, такие как сахар и хлеб, а также мебель. Некоторые молодые люди просто не верят, что тогда были очереди за всем необходимым. Это мы видим по разным форумам в интернете. Подростки думают, что очереди бывают только тогда, когда в больших универмагах начинаются распродажи«. Чтобы достоверно передать атмосферу той эпохи, Кароль консультировался со старшими коллегами.
Это, кстати, вам хороший пример, как может работать нормальная, привлекательная популяризация идей, будь они направлены хоть на десоветизацию и формирование нового национализма, хоть на раздувание щек по поводу геополитического величия. Что Кремль предлагает детям? Штурм картонного рейхстага? Современный «Ералаш», убеждающий детей, что «умирать не страшно. Важно, что мы победили«? Или совместные с омоновцами учения «возьми дубинку и разгони этот митинг к херам»? У нас даже к игре подходят с такой лютой серьезностью, с таким бюрократическим рвением, что любая просветительская деятельность, исходящая от власти, делает детей либо зомби, либо вертухаями, либо ее же непримиримыми врагами.
«Очередь» — она не о героизме, она о повседневности. Представьте себе насквозь потребительскую франшизу Sims, вдруг засунутую в Советский Союз. Каталог мебели: в очередь за новой кроватью вставали за месяц, но доставалась она все равно всяким парторгам. На новую стенку копили всей семьей, как на какое-то династийное сокровище, на реликвию рода Смирновых.
Мне больше всего нравятся карточки товаров. Там настолько родные предметы дефицитной роскоши, что екает где-то на уровне генетической памяти. Например, очень нравилась карточка с красным проводным телефоном — у всех такой был. Или «У нас был такой пылесос, он похож на Горбачева». «А я такое мыло грызла». Или «Ой, а я деду такую же табуретку сломал». Я прежде не могла понять, почему многие люди, кому уж за 60, к шампанскому выставляют шпроты. Ну что за бред: шампанское и шпроты?! А потом поняла…
Есть пять фишек-человечков, которые игроки поочередно выставляют в очередь к пяти разным магазинам. Проблема в том, что завоз будет только в три из них. И далеко не факт, что хватит на всех. Разумеется, действует правило «один товар — в одни руки». В конце каждой очереди трется спекулянт, который потом утаскивает оставшиеся товары на рынок, где их можно обменять на что-то из своего имущества с очень неприветливой наценкой. Поэтому имеет смысл брать даже те товары, которые вам не нужны по заданию. Чисто, чтобы были. И, конечно, я считаю, что фигурки обязательно ставить друг к другу впритык, чтобы жались телами, дышали на ухо, подпихивали к кассе: это так аутентично.
Бытует мнение, что фигня с очередями свойственна исключительно позднему, перестроечному Совку, однако, это не так. Это легко опровергается кадрами из многих вполне мейнстримовых советских фильмов.
Посмотрите, например, забавную короткометражку с клоуном Олегом Поповым. Так и называется «Новоселье Олега Попова», 1960 год. Там герой картины переезжает в коммуналку и пытается по этому поводу закатить пирушку. Но для этого ему с утра нужно набрать всяких съедобных излишеств, к которым он всякий раз продирается через многолюдные очереди. Советская сатира, тот же «Фитиль», охотно били по мелким бюрократам и каким-то бытовым мелочам. Системной критики или покушения на святое вы там не найдете. Те самые «такие Гоголи, чтобы нас не трогали». Но про очереди в Союзе говорили и шутили, как о чем-то само собой разумеющемся. Они были при Горби, были при дорогом Ильиче, были, как видите, и при Хруще. СССР никогда не был богатой ширпотребом страной, но откровенный, системный дефицит тоже нарастал не сразу.
У блогера ЖЖ Мировича был интересный пост с покадровым разбором фильма «Сто грамм для храбрости» от 1976 года и вкраплениями из «Москва слезам не верит» 1980 года. В задачу операторов явно не входило выпячивать дефицит, но если в кино так выглядит изобилие, то это тоже довольно прискорбно:
«Дальше происходит интересное. Катерина продолжает собирать в тележку банки, как вдруг на заднем плане появляется продавщица с тележкой, в которой находится нарезанная вареная колбаса — в общем-то, считающаяся во всем мире дешевым и тривиальным продуктом. За продавщицей уже толпится очередь покупателей. Как только тележка останавливается — покупатели тут же накидываются на колбасу. Катерина тоже бросает свою тележку с банками и идет за колбасой.
Примечательно и поведение Катерины — она сперва берет кусок колбасы, затем отходит к своей тележке и уже только потом читает название — что, собственно, такое она взяла. Это ни что иное, как выработавшаяся годами привычка — сперва брать дефицит, а уже потом узнавать, что это такое; если промедлить — то останешься без колбасы.
Нетрудно догадаться, что покупатели, пришедшие в магазин пятью минутами позже, никакой колбасы уже не получили, а увидели всё те же тоскливые ряды банок с подсахаренной водой с гордой этикеткой «березовый сок»».
Единственное возникшее замечание: он не учитывает, что в Союзе даже среди продуктовых магазинов царила жуткая специализация. Молочка в одном заведении, булки в другом, рыба тоже отдельно. Отсюда такая скудность ассортимента в каждой отдельной точке. А формата универмага, «Пятерочки» у дома, по сути не было. Согласитесь, что это тоже какой-то идиотизм: чтобы собрать нормальный стол, все равно придется семь разных очередей отстоять. У каждого магазина свой хитроумный график. А если надо что-то более серьезное, чем просто пожрать? Где у Гайдая инженер Тимофеев раздобыл транзисторы для машины времени? У перекупщика.
Шутки шутками, но «талоны на талоны» — это вполне реальная ситуация. Обратимся к эссе Анджея Завистовского, которое включено в состав игры: «Карточная система должна была гарантировать хотя бы минимум самых необходимых товаров (прежде всего продовольственных). На практике зачастую даже при наличии карточки на нее нельзя было купить нужную вещь. Наиболее разветвленная система нормирования существовала в 80-е гг., хотя это был не единственный период ее применения. Карточки были введены в Польше сразу после окончания второй мировой войны (как, например, и в Великобритании), затем ненадолго появились в 50-е гг. Тогда это было одним из способов заставить поляков устраиваться на работу, которая гарантировала их получение, поскольку карточки выдавались только работникам определенных предприятий. В третий раз нормирование было введено в 1976 г., когда появились карточки на сахар. В 1981 г. были введены нормы отпуска мяса, а чуть позже – спиртного, бензина, обуви, конфет, шоколада, масла, цельного молока, мыла, сигарет, детских пеленок, стирального порошка, хлебопродуктов, животных и растительных жиров, школьных тетрадей. Карточек стало так много, что власти были вынуждены ввести «карточки на карточки» (вкладыши в паспорт, в которых отмечались выданные карточки).Помимо всех вышеперечисленных карточек на протяжении практи-чески всего существования ПНР действовали специальные талоны на покупку автомобилей, угля и цемента».
«Очередь» — игра не для всех. Например, в нее совершенно не умеют играть номенклатурщики и их детки. Читаем дальше: «Не все страдали от перебоев в снабжении и должны были участвовать в этой ежедневной игре, наградой в которой были купленные товары. Власть позаботилась о своих представителях и создала для них специальные торговые точки. В 50-е гг. их называли «магазины с желтыми занавесками», поскольку в отличие от обычных торговых заведений, в которых витрины должны были привлекать покупателей, ассортимент магазинов для номенклатуры был спрятан от посторонних глаз, чтобы не дразнить рядовых граждан недоступными для них товарами лучшего качества. Впоследствии эти магазины были ликвидированы, а на смену им пришли торговые точки (магазины, киоски, буфеты) на территории отделений милиции, воинских частей и ряда комитетов ПОРП. Именно такой буфет, на полках которого было гораздо больше товаров, чем в общедоступных магазинах, обнаружили демонстранты в здании воеводского комитета партии в Радоме в июне 1976 г».
Пожалуй, главное, что отличало застойные очереди от перестроечных, — в первом случае человек, пусть даже промучавшись полдня, все-таки получал то, за чем стоял. Хлеб-кирпич из фуражной муки, оба сорта вареной колбасы. Как дело обстояло с непродуктовыми товарами, я даже боюсь представить. Но ведь неспроста молодежь пускала слюни на джинсы, а для зажравшегося Шпака одним из ценнейших артефактов была «куртка замшевая. Импортная!«. С какой сладострастной тоской возрастные родственники и знакомые до сих пор мечтают о зарубежных запретных плодах: хотя бы в Финляндиюшку съездить за нормальными вещами. Да, на словах все такие крымнашисты, но стоит им вживую оказаться возле финских или польских витрин (я не говорю даже о Германии, Франции и тд), как все внутри обрывается. И только потом, вернувшись в Россию, через пару дней отойдя от шока под тенью чахлых березок, начинают снова гордиться страной и хотеть обратно в СССР. Вот такое у нас импортозамещение.
Даже наш любимый международный террорист Бабченко на днях уловил, что мы готовим в печать, и разразился монологом по теме. Очень хорошо отражает менталитет человека, стремящегося обратно в очередь:
«Они, почему-то, абсолютно уверены, что в их мире есть вещи, которых нет больше нигде. И они самые лучшие. Так им сказал какой-нибудь их говноресурс, заменяющей нынче «Клуб Путешественников» в статье «10 вещей, которые приводят в восторг иностранцев в России».
Каждый россиянин, например, абсолютно уверен в главной Великой Русской Скрепе — Нашем Чёрном Не Имеющим Аналогов Уникальном Самом Вкусном В Мире Бородинском Хлебушке. Такого нет больше нигде. Да, в ваших Франциях с Америками, может, и лучше, и чище, и побогаче, и эцилоп не бьет палкой по ночам — но Бородинский-то! Наш Бородинский-то, а? Есть у вас такой? Что? Выкусил?
Впервые черный хлеб я попробовал за границей. То есть, попробовав, понял, что до этого я его просто не ел. И то, что я считал «ржаным хлебом» — это и не ржаной, и не хлеб.
В моем магазине хлебный стеллаж — ну, выше меня. Метра два, примерно. Полок шесть-семь. В длину — метров шесть. Двенадцать квадратных метров хлеба. Сортов, ну, тридцать, наверное. И это только черного. Дальше еще столько же белого.
Какой хочешь. С чем хочешь. С тмином, клюквой, травами, маслами. С овсом. Чисто из овса. Тридцать шесть процентов ржи. Сорок шесть процентов ржи. Шестдест три процента. Шестдесять шесть процентов. Бездрожжевой. Какой хочешь.
У нас на столе в данный момент — шестьдесят шесть процентов ржи с конопляными и льняными семечками.
Год назад в Балтии я узнал про существование ржаной пиццы.
Две недели назад я открыл для себя ржаную чиабату.
В Германии выпекают 3200 сортов черного хлеба. Три. Тысячи. Двести. В России, насколько я помню — просто черный, «Бородинский», «Столичный», «Дарницкий», «Украинский».
Все это невероятное разнообразие аж из пяти сортов — недоделанный полуфабрикат. Вот как крестьянину триста лет назад из-за адского труда со скотиной и на поле некогда было возиться с улучшением качества, он замешал жито с полбой, полусырым съел — так оно и осталось. А поскольку за триста лет факторов конкурентного давления для улучшения качества так и не прибавилось — этим хоть сыр из пальмового масла кинь, хоть блины на лопате, все сожрут, потому что другого не знают — все так и осталось.
После латвийских — да и вообще балтийских и скандинавских — хлебов «Бородинским» только гусей кормить.
Да и то если ты, тварь бездушная, орнитофоб латентный».
Вернемся к нашей настолке, да? «Очередь» запретили, но запретили не за это. Неприглядную правду об уровне жизни в СССР власти бы кое-как стерпели. Тем более до середины десятых они сами очень колебались: то ли развенчивать Совок окончательно, то ли реставрировать. Ответ стал очевиден в посткрымскую эру. Полным ходом началась кампания по переписыванию истории и перекладыванию ответственности по нагнетанию нестабильности в предвоенный период на европейских коллег. Мы про это уже подробно писали, и второй раз повторяться смысла нет. В комплекте с игрой (по крайней мере, в моем русском издании) содержится буклетик с правилами и исторической справкой. Я даже ссылочку на PDF оставлю. Еще там два эссе о дефицитных временах: одно, уже упомянутое, от польского автора, второе с нашей стороны, от Алены Ермиловой (кстати, эссе Ермиловой, по ходу, есть только у меня, так что для любопытных сделаю скан разворотов: раз, два, три). В предисловии написано, о ужас:
«XX век – это необыкновенный период в истории Польши. 11 ноября 1918 года, после 123 лет порабощения, сбылась мечта многих поколений, и независимое польское государство вновь появилось на карте Европы. Но не успело оно окрепнуть и залечить раны, нанесенные разделами, как разразилась 2-я мировая война. 1 сентября 1939 года на Польшу напала Германия, а 17 сентября – Советский Союз. Страна вновь подверглась разделу и безжалостной оккупации. Миллионы граждан стали жертвами репрессий.
Окончание войны не принесло полякам долгожданной свободы. По произвольному решению победивших держав почти половина тер-ритории Польши вошла в состав СССР, взамен же Польша получила бывшие немецкие области. В разрушенной стране, превратившейся в арену массовых миграций населения, жесткими методами устанавли-валась коммунистическая диктатура по советскому образцу. Почти на полвека поляки были лишены основных прав.
Однако польский народ не собирался мириться с навязанной ему системой. Поначалу преобладало вооруженное сопротивление, но оно было жестоко подавлено. Борьбу продолжали отдельные группы, а впо-следствии – отдельные участники движения сопротивления. Последний партизан был убит в 1963 году. После войны в стране какое-то время существовала легальная политическая оппозиция, ликвидированная в 1947 году. На протяжении всего периода имели место стихийные вспышки недовольства: забастовки, манифестации и т.д. Самые круп-ные массовые протесты прошли в 1956, 1968, 1970 и 1976 годах. Власти всякий раз отвечали применением силы и репрессиями».
Нет, вы представляете, какая бездушная, черная неблагодарность! Мы завезли полякам коммунизм, плановую экономику, без устали строили музеи, театры, школы и больницы — а они, сволочи, не довольны! Они посмели не быть счастливыми в составе нас! Даже пытались воспротивиться! И самое страшное: «на Польшу напала Германия, а 17 сентября – Советский Союз«. Это вот вообще сейчас что такое было?! Это что, СССР оккупант и агрессор наравне с Германией?! Это нас сейчас с нацистами уравняли, что ли?! И вот в это самое играют наши детишки, детишечки наши играют в это, вместо того, чтоб АК, как роботы, собирать и разбирать?!
Короче, Роспотребнадзор решил, что не должно такого быть. А теперь, дети мои, смотрите, как работает цензура в государстве, в котором она запрещена, согласно Конституции:
«В IPN отметили, что русская версия «Очереди» попала на рынок РФ в ноябре прошлого года. Но уже в феврале 2016 года российский дистрибьютор этой игры UNITOYS предупредил фирму Trefl, которая выкупила у IPN лицензию на игру, что в России «Очередь» воспринимается как антироссийская.
В институте уточнили, что Роспотребнадзор стал сообщать о получении сигналов от населения, возмущенного критическим описанием коммунистической системы, а также информацией, что Советский Союз нарушил уклад другой страны, граждане которой вынуждены были жить в насажденной им коммунистической системе.
В Роспотребнадзоре потребовали изменить исторический фон игры или изъять ее из продажи. В противном случае ведомство пригрозило фирме Trefl запретить на рынке России все товары, которые фирма произвела или является их дистрибьютором».
В силу того, что Кремль в те годы пытался выглядеть адекватным и трезвым хотя бы пару дней в месяц, Роспотребнадзор от скандала тактично отмежевался, и роль крайнего на себя пришлось взвалить дистрибьютору UNITOYS. Вот, что понадобилось проговаривать в интервью с «Медузой» Антонине Цицулине, президенту Ассоциации предприятий индустрии детских товаров, в которую входит «Юнитойс»:
«— Посмотрела я игру. Вы видели ее сами? Нет? Ну, смотрите: «1 сентября 1939 года на Польшу напала Германия, а 17 сентября — Советский Союз».
— Так.
— Я, например, не согласна с такой трактовкой. Поэтому я считаю, что в России наши дети не должны играть в такую игру.
— Погодите, вы считаете, что в 1939 году Советский Союз не нападал на Польшу?
— Я считаю, что Советский Союз не нападал на Польшу, а освобождал ее от германского ига. Если бы не Россия, часть Европы так бы и осталась под Германией. Но это мое понимание, я на этом выросла.
— Еще какие-то моменты в тексте введения к игре вас смутили?
— Тут очень много такого есть. Я считаю, что любая страна имеет право сказать, что она не хочет, чтобы о ней говорили в уничижительной форме. И любая страна вправе на своей территории запретить доносить до детей уничижительную информацию о той стране, в которой они живут, и которую, хотелось бы, чтобы они любили. Если бы я жила в Израиле и такое написали про Израиль, я бы сказала то же самое.
— В российских учебниках истории тоже написано про нападение СССР на Польшу в 1939
— Пусть написано…
…— Антонина Викторовна, а как вы думаете, стоит ли детям рассказывать, например, о преступлениях нацистского режима или тоже надо забыть, чтобы не портить отношения с Германией?
— Безусловно, мы должны говорить обо всех исторических событиях. Есть факты, которые обсуждаются с детьми, потому что это важно знать. В том числе о том, что, например, у России, Латвии, Литвы, Эстонии — ну, у всех стран, которые в мире есть, — на определенном историческом этапе были непростые отношения. Их трудно однозначно трактовать, нас с вами там не было. Из этого можно сегодня разжигать ненависть. Для детской игры очень важно, чтобы добро побеждало зло, чтобы при обсуждении сложных вопросов мы находили варианты для сотрудничества. Ну, знаете вот это детское — в спину не стреляют, лежачего не бьют, поругался — помирился.
Если бы в этой игре [«Очередь»], несмотря на все, было что-то, что нас объединяет — тогда, безусловно, можно обсудить и репрессии, и всякие другие проблемы. Но надо выходить на позитив: мы должны сохранять мир, мы должны сотрудничать, мы должны переступать [через прежние разногласия]. Именно детям это очень важно.
Я всегда говорю: игра — это политический инструмент. Это управление сознанием, управление мнением. Потом мы не понимаем откуда ненависть, а она из таких вот [источников]. Есть очень много стран — например, Франция, Англия — которые во время войны использовали [игры]. Ребенок очень восприимчив к этому. И надо быть очень-очень аккуратным.
— Будет ли Ассоциация индустрии детских игрушек применять какие-то меры, чтобы игра «Очередь» не продавалась в России?
— Первые, кто поднял эту проблему, были сами дистрибьюторы, которые являются эксклюзивным поставщиком таких игр на российский рынок (речь о компании «Юнитойс» — прим. «Медузы»). Думаю, они примут правильное решение. Мы ни в коей мере не будем давить, мы готовы обсуждать ситуацию и с дистрибьютором, и с компанией Trefl. Я считаю, что у компании Trefl есть огромное количество замечательных игр. И у Польши есть огромное количество тем, которыми она может поделиться с Россией, и мы будем рады, если такие игры будут продаваться на территории России.
— У Ассоциации есть юридическая возможность запретить продажи «Очереди» в России?
— Никаких законодательных полномочий у Ассоциации запретить эту игру нет, но мы можем дать такую рекомендацию. Поговорить с участниками [Ассоциации, убедить их] снять игру с продажи — на это мы можем повлиять.
— Что, по-вашему, должна сделать компания Trefl, чтобы игра «Очередь» продавалась в России?
— Думаю, компании Trefl нужно расширить свою линейку, направленную на дружбу и взаимодействие между детьми Польши и России…
…— Мне кажется, безусловно, что запретами ограждать детей даже от самых неприятных сторон прошлого…
— Не надо, да. Конечно. Надо говорить с детьми и о суициде тоже, и обо всем остальном, но важно — на что выходить дальше. С точки зрения психологии создатели игры не вывели ее на позитив. Думаю, коллегам просто не хватило детского психолога, который понял бы, на что нужно выводить такую игру. Тогда и не было бы такой реакции».
В общем, тупые люди в Институте памяти сидят. Нужно было запилить игрушку про то, как добрый, щедрый и могучий СССР, застраивает улицы Польши школами и больницами (как в «Монополии»: четыре школы на одной улице, а рядом — шлеп! — больничку или музей), а благодарные поляки в очередь выстраиваются с цветами. И все дружат такие, и на позитиве, поругались-помирились. И обложка, чтоб не говно опять, а красивая. В таком духе.
Вот такую игру бы у нас с руками оторвали. И еще бы играть заставляли. Иначе четверть не закроешь, и аттестат не выдадут.
Если игра запрещена, то как она оказалась у меня? О, это интересная история. Я ее достала. Вот этот вот глагол «достать» — он очень советский и означает совершенно не то же самое, что «купить». Доставала я ее, как в старые-добрые времена, через друзей за границей. Мне «Очередь» по почте из Беларуси отправили. Что характерно, у них там, особенно до того, как Лука в августе прошлого года окончательно съехал с катушек, идеологической цензуры в нашем скрепном понимании практически не существовало. Переписывать историю, защищать оскорблядей, выискивать инагентов — это для тех, кому вперлось быть Третьим Римом.
Готова поспорить, что у всех, кто не успел застать прелести СССР, иногда проскакивала шальная мысль: а каково жить в этом загадочном месте, о котором с пеной у рта так много спорят взрослые? Причем под СССР, как правило, имеется в виду брежневско-застойный период нашей истории. Потому что к Сталину попасть стремно, к Горби — стыдно и сухой закон, а к Хрущу вообще непонятно. Небо услышало молитвы, земля откликнулась на желания коллективного бессознательного, и Россию начало потихоньку засасывать в прошлое. Особенно сильно я начала ощущать это с прошлого года.
Судите сами: политика и публичные мероприятия свелись к нудным съездам ЦК КПСС, у руля нетвердо стоит впадающий в маразм дед, все гниет и стагнирует, душно, никаких перемен (а многим этих перемен, вопреки Цою, и не хочется), а в магазинах назревает тот самый дефицит. Полагаю, что с ковидными очередями и неприезжающими скорыми на фоне оптимизации медицины уже многие столкнулись. С дефицитом важных лекарств тоже. Да что там лекарства — нормальной жратвы нет. К качеству товаров, оставшихся у нас на прилавках после введения Путиным продуктовых самосанкций, я изначально имела массу претензий. Но теперь в большинстве магазинов и того нет. А то, что есть, — по невменяемым ценам. Я тут оставляла интернет-заказ еды на неделю, когда вернулась к нему, он за два дня подорожал на 600 рублей. Если сама выхожу: овощи все плохенькие, картошка гнилая, под видом говяжьего фарша продают какую-то херь, наполовину состоящую из фарша куриного. И это в Москве За МКАДом, по-видимому, если это не аграрные города и нет личного подсобного хозяйства, скоро жмых жрать будут.
Видите, как забавно все обернулось? Сорок лет Моисей водил нас по пустыне, а привел, сука, обратно в Египет. Классно погуляли, много впечатлений, сэлфи из 2007 до сих пор пересматриваю. «Кто если не Путин?» — спрашивают нас. Наш идеальный президент — это баррель нефти по 120$. В этих условиях даже мой кот справился бы со страной не хуже. Меньше лез бы и меньше воровал, к тому же. Я бы поняла и простила, даже если бы мы прошли полный круг, обеднели — но хотя бы поумнели бы при этом. Карточки продуктовые возвращаются. Верхи жируют в дворцах за желтыми занавесками. Раньше хоть Гагарин был — а теперь Рогозин.
Опять сидим в осажденной крепости, снова лезем в какие-то мутные войны и берем на содержание неумелых диктаторов. Во сколько России обошлось содержание одного только клопа Лукашенко? Надеемся, что Царь-баррель снова нас вытянет из кризиса, хотя весь цивилизованный мир массово переходит на зеленую энергетику, которая действительно работает, и больше не является прибамбасом на потеху экологам. У нас о новой энергетике думают? Нет, у нас и старая-то разваливается, зато нам собственный же бензин продают за три цены. На этом фоне мы постепенно превращаемся в придаток Китая, который наоборот из нищеты и отсталости стал реальной, а не дутой угрозой и альтернативой США.
Создатели «Очереди» утверждают, что это игра о нашем прошлом, и рекомендуют ее всем, кто любит историю. Я играю в нее по другой причине. «Очередь» — это про наше будущее.
