Мир в огне
Эсхатологии христианства и буддизма противоречат друг другу. Христианский конец света наступит, когда человечество окончательно погрязнет во грехе, и ад переполнится. В буддизме иначе: маха-кальпа произойдет, если количество духовно развитых людей будет неуклонно расти, тогда ад придет в запустение и начнет рушиться, а следом за ним опрокинется и все мироздание. И какая же тогда стратегия верна?
— Зачем? — спросила я, наливая таллинский ликер в стакан.
— Скажи, чего ты хочешь, а мы это устроим. — Сказала Онза. Или Лукса. Я не очень разбираюсь в этих девушках, сросшихся спинами. Сиамские сестры.
Чего я хочу? Допить порцию обессмысливателя. Лечь спать. Промотать день. Encore et encore. К прискорбию, именно это их не устраивает. Они хотят растормошить меня и заставить всматриваться в ночь, покуда я не ослепну.
— Мы заплатим. У нас много денег.
— Я привыкла спать за бесплатно. Вы пытаетесь улучшить совершенство? Не надо.
— Мы расскажем о тебе другим клиентам.
— И мне придется работать еще больше. Ублажать, развлекать, потешать, интриговать. Переливание апатии из больной головы в порожнюю. Ваше здоровье, сестры! Не продуйте спину на сквозняке.
— Выпей еще и все-таки подумай, чего ты хочешь.
— Зачем?
Хитрые бестии. Вчера мне позвонила стажерка из ВЦИОМ и спрашивала, как расшифровывается СССР. Глупые дети, это означает «смерть Сталина спасет Россию». А еще был вопрос про КПСС. Ну, это уже совсем легкотня — «каждый приносит с собой». А сестры — те с собой принесли, и я не смела их оскорбить. Каждый раз, когда передо мной ставят новую бутылку, в мыслях пробегает: «Только бы не метанол!». А потом: «Да почему бы и нет?». Раньше уснешь — раньше проснешься. Или на Страшный Суд. Или перееханная колесом Сансары. Хорошо, я выпью еще. Внимательно отсчитывая глотки.
— Разве ты не хочешь, чтобы твое искусство победило? — заискивающе склонила голову Лукса. Лукса, ведь, да? Мне нравится, как сидят эти девушки, словно прилежные и чинные первоклассницы за партой. Конечно, сложно сутулиться, когда таким образом вынимаешь из сестры позвоночник.
— Мне не пятнадцать лет. Давайте оставим графоманские мотивы в стороне. Помнится, в прошлый раз вы заставили меня силой, но теперь не удастся.
— Вытянешь четыре карты?
— Каждая из них отнимает мою жизненную эссенцию. Вы так и не смогли дать мне ничего интересного. Расценки постоянно растут. Чем больше я знаю — тем меньше нуждаюсь в чем-либо за пределами обморочного сна. Я — бутылка с отбитым донышком.
— Тогда допивай.
Ладно, четыре карты это немного. Четыре карты, два сестры и один ликер — когда мы еще встретимся. Эмиссары заслуживают особого отношения. У карт нет мозгов — у большинства людей тоже. Поэтому они не умеют гадать, не могут чисто физически. Потому что они сами карты: плоские, потертые и крапленые. Рубашки в пятнах. Нужно быть умнее карт, чтобы допросить их. Мастерство интерпретатора — вот настоящая магия.
Я вынула колоду из ящика. Сестры удовлетворенно смотрели, как я неуклюже тасую карты.
— Это те, кто жили… те, кто живы… те, кто будет жить… а это, — я усмехнулась, припечатывая карту к столу, — это ты.
Онза и Лукса пристально следили за происходящим.
— Те, кто жили — шестерка кубков, реверс. Я вижу кладбище детей, мы похоронили их всех. Это мир взрослых мудаков. Знаете, как в Готике или в Морровинде. Где только дядьки и тетки, бандиты и зомби. Дети постоянно умирают. Шестнадцать лет — ребенок мертв. Они понимают, что жгут вечные огни по мальчишкам? Ожившие девочки Анатолия Москвина. Помнишь мечты и обещания? Помнишь слезы и обиды? Шесть футов под землей — вот, где ваша искренность. Избитые, изнасилованные, отверженные и преданные. Вот их обглоданные сердца, вот их несбывшееся будущее. Мы ползем к бессмертию по трупам наших детей.
— Те, кто живы, ха-х, Дурак, перевернутый. Поколение идиотов и трусов. Инфантильные, импульсивные эгоисты. Безвольные, бегущие от свободы слепцы. Готовые драться стенка на стенку из-за просроченной курицы. Тратящие время на модные сериалы, о которых узнают из мемасов. Не способные увидеть за вещами длинные тени. О, я отлично знаю этих людей, ведь именно от них я скрываюсь в заброшенном здании больницы. Мои уважаемые сограждане: терпилы, стукачи, вертухаи, долбоебы и пиздоболы. Это Родина моя, всех люблю на свете я.
— А кто же будет жить? Король пентюх. Разумеется, кто же еще. Миллиардеры, каждый день становящиеся все миллиардеристее. Клятые буржуины, пьющие кровь и ворующие из народных бюджетов. Будущее за этой швалью. Мы умрем, наши колени подломятся под тяжестью пирамид, а они будут половниками жрать швейцарские часы из золотого котла в особняке на территории наших геополитических врагов. Силовики, накрышевавшие себе пенсию выше средней по стране. Чиновники, которыми брезгует даже коронавирус. Окосевшие от безнаказанности. Они будуть ссать нам в глаза и уши. Везде: по телеку, хуяндекс-новостях, в ссучившемся Вконтаче. Они войдут в завтрашний день и захлопнут за собой дверь.
— И ты… Маг. Вот еще тебя в этой схеме вещей не хватало. Думаешь, что тебя это не касается? Что я как-то усредненно обобщаю, минуя тебя лично? А ты, такой, читаешь и солидаризуешься. Нет, от тебя еще больше проблем, потому что ты с амбициями и претензиями. Читаешь странные тексты в стремных местах. Самый умный и творческий, самый охуенный, незамазанный. Мне небо застило такими, как ты. Душнила. Знаешь, куда можешь засунуть свои компетенции? Демиург, в итоге ты создал поганый мир. Мне остается только плюнуть тебе в карман.
В один заход осушила остатки на дне бутылки. Горячо и сладко.
— Я скажу, что мне нужно. Пусть каждая вытащенная карта станет пинком в сторону пропасти. Каждая карта — мор, бедствия и погибель. Я хочу увидеть мир в огне.
— Это можно устроить, — кивнули сестры.
Блаженны имеющие один хребет на двоих, ибо они в согласии.
