Эпоха гигантов

Земля таит немало тайн. Археологи извлекают из её недр останки невероятных чудовищ. Настоящих гигантов. Но где они все сейчас? Последние представители мегафауны вымерли около 10000 лет назад, и пока нет предпосылок для появления новых гигантов. Конечно, это обусловлено двумя причинами: прошло слишком мало времени, и человеческий фактор не стоит отменять. У гипотетических гигантов просто не будет кормовой базы: все важные ресурсы захватили мы, сапиенсы. Но гораздо интересней вопрос, как и почему эти гиганты возникли. И почему при каждой итерации они становились всё меньше размером?

Последнее можно объяснить тем, что стратегия гигантизма оказалась провальной, и при следующем броске костей эволюции это было учтено. Если огромные травоядные динозавры защищались от хищников чудовищными размерами, то млекопитающие сделали ставку на социализацию и стадность. Метасущество, состоящее из множества буйволов, гораздо более гибкое и устойчивое, чем один огромный аргентинозавр.

С другой стороны, гиганты возникали на определенном этапе у всех видов существ, которые доминировали на нашей планете. Были у нас гигантские трилобиты и моллюски, гигантские многоножки и насекомые, гигантские ящеры, гигантские птицы, гигантские млекопитающие. Со временем эти гиганты неизбежно исчезали, их потомки предпочитали гораздо меньшие размеры. Тогда остается вопрос: почему? Почему они появлялись раз за разом? Конечно, однозначного ответа нет и быть не может. Это только верующие и конспирологи всегда имеют одно единственное простое объяснение.

Есть мнение, что гигантизм – последнее прибежище обреченных на вымирание видов. Но это утверждение не выдерживает критики. Динозавры приобрели гигантские размеры ещё в Триасовом периоде и были таковыми миллионы лет, соревнуясь между собой в росте, словно сверхдержавы в гонке вооружений.

Ладно, попробуем другие варианты. Начнем с того, что гиганты возникали лишь там, где было достаточно пищи. Так же важен способ питания длинношеих динозавров. Вот, неплохой разбор:

«Первый шаг, который нужен для увеличения размеров — это расширение рациона. Чем больше пищи у тебя в распоряжении, тем больше ты становишься. Поэтому ранние завроподоморфы отказались от исключительно мясного рациона и перешли на всеядность. Об этом свидетельствуют более широкие зубы с зазубринами. Такое строение зубов подразумевает рассекание жёсткой растительной пищи. Но так же, у зубов ещё сохранилось хищническое строение.
…у нас есть хорошая заготовка для гигантизма. Но этого недостаточно, что бы набирать вес в десятки тон, и длину в 30 метров. Ведь прозауроподы едят медленно, хапая небольшое количество пищи и разжёвывая её. Так мы не вырастим. Уже всё готово к тому, что бы стать аргетинозавром, а вот с поглощением пищи всё ещё как-то не очень. Нужно что-то менять.
Предпосылки к новому способу питания были найдены у аардоникса из раней юры (195 млн лет назад). Это животное лишилось мясистых щёк, что позволяло широко открывать пасть. Это помогало сразу же глотать пищу, а не жевать её. Массивные челюстные мышцы ушли в прошлое, вместе с громоздкой головой. Так же у леонеразавра обнаружили новые зубы. Они приобрели ложкообразную форму. Теперь почтизауроподы могли хапать ещё больше пищи. Ну и бонусом леонеразавр отрастил себе ещё один, четвёртый уже, крестец.
Так же, проузароподы начали перестраивать свои конечности под будущие габариты. Передние лапы удлинялись и крепчали, а у задних увеличивалось бедро. Они жертвовали подвижность в пользу опоры.
…При всём этом наборе, травоядные динозавры просто обязаны были вымахать до исполинских размеров. Пища поглощалась быстро, движений для этого делалось мало, а костный каркас был готов нести на себе сотню тонн. В конце своего эволюционного пути зауроподы отрастили себе полноценные передние ноги, огромную, но лёгкую шею и гигантское тело в целом. Одним из первых, кто полностью встал на 4 лапы, считается тазудазавр всё из той же ранней юры».

Не стоит забывать, что динозавры обладали довольно лёгкими костями (относительно своих габаритов):

«Новоприобретением динозавров (кстати, не только зауроподов, но и тераподов) стал «птичий» скелет. Их шейные и туловищные позвонки (а иногда и ребра), хвостовые позвонки и седалищные кости таза имели большое количество полостей, в которые, как предполагается, заходили выросты воздушных мешков. Система воздушных мешков, сообщающихся с легкими, хорошо изучена у современных птиц. Она значительно увеличивает эффективность газо- и теплообмена, поскольку обеспечивает однонаправленное и постоянное перемещение воздуха в легких. Другими словами, не только во время вдоха, но и во время выдоха через легкие проходит свежий воздух.
Появление системы воздушных мешков способствовало увеличению темпов метаболизма. Высокий уровень метаболизма и теплокровность обусловливали быстрый рост зауроподов вплоть до достижения ими половой зрелости. Ни одна из рептилий, зависящая от внешней температуры, не росла и не растет так быстро, как росли зауроподы».

Интересная теория на этот счет была у Владимира Ларина, о котором я уже писал пару лет назад. Если вкратце, то он полагал, что Земля за свою историю несколько раз расширялась. И знаменитое Пермское вымирание было следствием этого процесса. После каждого из этих расширений происходило уменьшение атмосферного давления. И это сильно сказалось на унаследовавших Землю после катастрофы динозаврах:

«Скелет живого организма предназначен противостоять силе гравитации. Разумеется, речь идет о сухопутных организмах, обитатели водной среды при любой гравитации будут в состоянии невесомости. Пермская сухопутная рептилия – иностранцевия имела массу примерно равную массе современного медведя гризли. Но если поставить рядом скелеты этих двух животных, то эффект будет весьма впечатляющий. Скелет иностранцевии отличается такой массивностью, как будто природа явно перебрала с запасом прочности. Но природа ничего не делает сверх необходимости, и, скорее всего, это мы неправильно оцениваем условия на планете того времени. Я вижу в этом следствие большей гравитации. Палеонтологи давно приметили, что скелеты у длительно существующих видов со временем становятся менее массивными и более ажурными. Они дали этому явлению термин – «грацильность» (от слова «грация»), намекая на стремление природы к изяществу и совершенству. Хороший намек, но в рамках нашей концепции в этом скорее просматривается целесообразность в связи с уменьшением силы тяготения. Господа палеонтологи, подумайте над этим, пожалуйста. И еще, я был бы очень признателен, если бы кто нибудь из вашего сообщества сопоставил скелет варана с острова Комодо с пермской или юрской сухопутной рептилией сходной формы и размеров».

Когда я думаю об этом, то невольно транспонирую эту ситуацию на другие явления. Например, на возникновение империй или же творческих людей.

Вот, смотрите, взять ту же литературу. Даже самый упертый скептик согласится, что эпоха большой литературы ушла в прошлое. Мы даже писали об этом однажды. И тут тоже много факторов, важнейшим из которых является избыток информации. Романы, которые играли роль и учителя, и энциклопедии, и развлечения, и искусства просто не могут конкурировать с тем, что есть в изобилии сейчас.

Чем можно было заниматься вечерами в XIX веке? Разок сходить в оперу, устроить променад. А в другие дни что? Собраться всей семьей и читать вслух «Войну и мир». Ну, или самому, в одно рыло, безбожно сжигая дорогие свечи. Романы XIX – начала XX века заменяли собой и кино, и сериалы. Конечно, есть немало зумеров, приспособившихся читать или слушать большие книги в метро. Но к современным большим книгам несколько иные требования. Они не призваны быть наиболее полным вместилищем всего. Наоборот, современный роман стремится занять узкую нишу, чтобы среди миллионов читателей найти свою заветную тысячу-две. Если даже что-то и выстреливает, как «Гарри Поттер», все равно произведение занимает поколенчески-культурную нишу. К тому же даже самые талантливые романы состоят из цитат, повторов, отсылок. И это немудрено, нот всего семь, букв несколько десятков, все возможные сюжеты и ситуации уже давно обыграны в эпоху гигантов.

Но что привело к этой самой эпохе в литературе? А ровно то же самое, что привело к гигантизму животных в Мезозойскую эру. Наличие нового ресурса – тысячи образованных людей по всему миру, отсутствие конкуренции и, самое главное, – огромное непаханное поле экспериментов. Потому и рождались гиганты вроде Рабле, Сервантеса, нашего Пушкина. Эта сфера принадлежала им безраздельно. Они все наверняка испытывали восторг первых колонистов в Америке. Огромные леса, каньоны, реки. Такое безграничное богатство, и оно только твоё.

Гигантизм в творчестве всегда появляется на тонком стыке перехода от кустарничества к скучному профессионализму. Когда накопленные идеи, опыт, творческая энергия в одночасье получают мощное зримое воплощение. Любая сфера человеческой жизни в момент такого перехода становится искусством. И есть мнение, что именно так всегда и происходит эволюционный переход. Когда множество мелких факторов в одночасье складываются в единую тенденцию. Собственно, наша современная цивилизация появилась, когда маленькая отсталая Европа в результате множества небольших случайностей и мутаций буквально за несколько веков стала сильнейшей мировой цивилизацией и завоевала остальной мир.

Конечно, в эпоху гигантов важны и личности. Но в том-то и дело: когда есть что разрабатывать, в эту сферу устремляются наиболее талантливые из творцов. Прижатые, не имеющие реализации в других областях, как наши мелкие дворяне и разночинцы, они находят себя наиболее полно в этом новом открывшемся окне возможностей. Золотой век русской литературы не произошел бы без Аракчеевщины и Николая Палкина. Уничтожая инициативу множества образованных людей, царская власть сама того не желая, направляла множество креативных людей в сферу искусства.

И, конечно, самые большие лавры обычно собирают не прям первопроходцы. По славной традиции, идущей из «Илиады», первого сошедшего на берег ждет вражеская стрела. Но после, когда первичный путь протоптан, те кто бросился туда в первых рядах, собирают зачастую наибольший куш. Как в фильме «Далеко-далеко» с Томом Крузом и Николь Кидман, когда среди новых поселенцев в Австралии устраивались гонки, и землю люди получали согласно тому, как далеко смогли добежать.

А после начинается процесс мельчания, гиганты подъели все вокруг, максимально использовали возможности. Как художники, к концу XIX века достигнув пика реализма, неожиданно ударились в поиски чего-то такого, чего нельзя увидеть глазами, порождая кубизм, абстракцию, концептуализм. Это может быть необъяснимо с многих точек зрения, но с точки зрения эволюции очень даже закономерно. Это поиск новой кормовой базы. И речь тут не коммерческом успехе, а об идейной реализации.

Это значит, что эпоха гигантов может быть только одна для одной отдельно взятой сферы? Нет. В литературе их было как минимум несколько. Сначала античный взлет, потом Ренессансный, потом модерновый. В кино тоже три явно выраженных пика – классика 20-40-х, новый подъем в 60-70-е и мощнейшее возрождение в нулевые. Всё зависит от возникающих условий. Но в целом, если они кардинально не меняются, любая сфера стремится к скучной мелкой стабильности. Где те эпичные готы и вандалы, что впервые разорили Рим? В итоге империя досталась более скучным и методичным франкам и лангобардам.

Кстати, помните, я упоминал Владимира Ларина и его теорию роли резко уменьшившегося давления, приведшего к появлению легких, изящных и огромных динозавров? У нас в России она постоянно подтверждается. Как давно уже подмечено многими исследователями, история России циклична. Длинный авторитарный цикл, сменяется короткой эпохой анархии или хотя бы оттепели. И именно в эти моменты, когда давление резко спадает, отечественное творчество переживает очередной пик. Пушкин с Гоголем появились при относительно либеральном Александре (особенно на фоне ударившегося о табакерку Павла). Достоевский, Толстой – шестидесятники, дети александровской оттепели. Платонов, Олеша, Шаламов – дети революции и так далее. Так что, есть надежда, что и после Путина у нас появится хотя бы одно значимое для истории имя. Не аргентинозавр, но хотя бы гигантский заяц нуралагус.

Эпоха гигантов всегда относительно краткий миг, ничтожный по историческим меркам. Но даже миллионы лет спустя, когда мы из земли выкапываем могучие останки, нас пробирает дрожь. Смесь страха и восхищения. Видя эти величественные кости, мы осознаем себя жалкими землеройками, что копошатся в их черепах.

Кирилл Кладенец
Раздели боль: