Пропагандируй это

Пропаганда похожа на фастфуд. Каждый бренд отличается своим тематическим наполнением. Сбежавший из России Макдак будет вечно ассоциироваться с бигмаком, и все мы знаем, что если проперло на куриные крылышки, то идти надо к полковнику Сандерсу. Тот же принцип и в инфопространстве. Хочешь про наплыв мигрантов и договорняки — это Бульба. Нытье о состоянии армии и необходимость новой мобилизации — к Стрелкову. Если нужны чисто победы и успокоительные мантры, то это какой-нибудь Zergulio.

В стане противников войны ситуация ничем не лучше. Повестка, стиль, жаргонизмы, кочующие из одного поста в другой тезисы — найди 3 отличия. И фирменное блюдо у каждого, авторский рецепт от шефа. Поруха у Пряника, НБС (надо быть скотом) у Рощина. Уникальный вербальный тик Арестовича — «весело и радостно» бегущие в лоб на оборонительные позиции мобики.

В фастфудную можно забегать хоть каждый день. Брать пакет на вынос к ужину и постепенно ожиревать месяц за месяцем. Уникальность блюд при ежедневном потоковом производстве невозможна. Но тем фастфуд и ценен — это единый формат и заданная планка качества в любой день в любой точке франшизы. Опытные ЖЖ-сты, типа Несмияна, в этой нише могут претендовать аж на сеть здорового питания, напоминающую Prime или ВкусВилл. Fast casual — та же херь с наценкой за экологичность и высокие стандарты качества.

Я вообще воспринимаю сетку Z-корров как огромную корпорацию со множеством мелких зонтичных брендов. На пропаганду легче смотреть именно как на товар, а не как на информацию в чистом виде. Их задача сделать так, чтобы вы потребляли их продукт, а не продукт сети конкурентов.

Я? Конечно, мы тоже вписаны в эту схему. Что-нибудь экзотическое, жгучее. Быть может, мексиканская кухня? Не всем по нраву, но и такая ниша на рынке есть. Мне просто нравятся острые перчики, сахарные черепа, шоколадные напитки с ромом и кесадильи. Может не фастфуд, а целое семейное кафе на первом этаже? К сожалению, в рынок, в пропагандистский дискурс инфополя вписано вообще все.

Иногда люди готовят дома для себя и друзей, это не самоцель. Знаете, такие рандомные посты раз в полгода: «Ах, как, граждане, страшно жить!» И снова летаргия на полгода до следующих посиделок. Иногда даже вкусно. Под соусом обывательской искренности. Но у них нельзя столоваться регулярно, а жрать хочется каждый день. Поэтому рандомные рефлексии или свидетельства очевидцев — это лишь малая прибавка к рациону. Как только автор начинает вещать на повседневной основе он, каким бы честным и домашним ни был в начале пути, отъезжает в зону фастфуда. Как это произошло, скажем, с проектом «Мы выжили в Мариуполе». Это ведь тоже целое направление в бизнесе — типа домашняя кухня. А если еще присутствует некое финансирование (закадровое, рекламное или донатное), то — алё! — о какой объективности мы вообще говорим? Люди любят доширак — они его получают.

Что у нас из самого свежего? Взорвали Владлена Татарского, да? Хорошо. Я не стану плодить версии и спекулировать на тему того, кто, как и почему. Это не особо важно. В мире постправды надо иметь дело только с нерушимыми фактами. Владлен мертв, и нас волнует: что это означает?

Если представлять государство в виде голема, словно полуживой организм, то наш режим всего лишь сломал ноготь. Неприятно, но это заживет за неделю. С таким напором инфопотока в следующий понедельник мы будем обсуждать что-то кардинально иное. Разве что расширим ассоциативный ряд: Просвирнин, Дугина, Фомин.

Зед-корреспонденты — идеальный расходник. Они абсолютно не самостоятельны, и никто из них не имеет собственного нарратива. Это ногтики, отстукивающие по столу мелодии из темников, спущенных сверху. Были бы на его месте Соловьев или Скабеева из телека — был бы резонанс у глубинного народа, бабы раскудахтались бы. А военкоры окормляют раздробленную интернет-паству.

Помните, как бомбили энергоструктуру Украины? Здесь атаке подверглась очень похожая, но уже инфоструктура. Был уничтожен всего лишь ретранслятор. Со смертью Фомина не случился информационный блэкаут. Нет даже разрывов в цепи. Сеточка мгновенно перераспределит инфопотоки и примет на себя его аудиторию. Скажем, Дугина-папу грохнуть — и то больший выхлоп будет. Какой-никакой, а все-таки последний философ на Руси. В этом случае действительно образуется некая лакуна, режим лишится генератора смыслов, пусть маломощного, чадящего и морально устаревшего. Как по мне, выселение промосковской братии из Киевской Лавры бьет по кремлинам гораздо больнее.

Пытаюсь представить себя на месте публицистов зедарей. Они же не авторы даже, а кто-то вроде администраторов. Им вручили канал распространения и аудиторию, остается только обслуживать ее. Это все чужое, полученное в лизинг. И по итогам войны (независимо от ее исхода) — эти мощности надо будет вернуть. Военкоры — управляющие инфоузлами. Они не создают электричество, а являются проводниками.

Поэтому никакие идеи, никакие креативные находки не поднимаются снизу вверх. Военкор не может даже раскрутить собственный мем, выведя его на федеральный уровень. Бульба с его русорезом (с) и то добился большего, когда формально вышел из сеточки. Вспомним, как однажды Мурз разгулялся с критикой и самодеятельностью, после чего получил втык от земли до неба, а остальных зедарей собрали в Кремле и пояснили, что им терминалы не для творчества раздали, а для монотонного копирайтинга.

Владлен был чуть заметнее других военкоров. Наверно, потому что числился пригожинским активом и поддерживал его в конкурентном пихании локтями за ресурсы с миноборонщиками. А кто остальные? Серая масса, я не знаю их имен. А самой сидеть и читать ноунеймов, выбившихся в операторы инфоузлов именно за свою серость и послушание? Я не могу потреблять это дерьмо, иначе мои способности притупятся.

Очень важно отделять собственные достижения от заслуг маркетологов, СММщиков и пиарщиков. Принадлежность к тусовке также позволяет использовать часть коллективного ресурса. Поэтому лично мне интересно играть в полной изоляции и без каких-либо бустеров, полученных за то, что я лижу чьи-то башмаки. Неужели никакой гордости? Никакого подозрения не закрадывается, что все их достижения и владения — эфемерные, с барского плеча на полчаса скинутые? Их могут убивать чужие, могут убивать свои, особенно свои. В играх бывают такие юниты, которые изначально заточены на жертвоприношение и при смерти дают владельцу бонусную ману.

Военкоры — не элита. Это ширма и информационный фильтр. Их влияние в глазах аудитории слишком преувеличено и мифологизировано. Производить инфоконтент не означает производить смыслы. Даже сбривший дреды Шаман влиятельнее зедарей. Любой музыкант, художник или артист вносит больший вклад в ценностную войну, чем нынешние сетевые колумнисты. Шум и шлак — вот, что они производят.

В информационной войне их уровень — рыть окопы и таскать мешки с песком. Впрочем, тоже нужное дело.

У пропаганды есть другая важная функция. Она, подобно бесполезной нарощенной соединительной ткани, заменяет собой реальное взаимодействие субъектов и обрубает обратную связь. Что сделали военкоры? Подменили собой реальных военных на передовой со всеми их проблемами и запросами. Что сделали крикуны на телеке? Подменили собой экспертное сообщество.

Рядовой Мобик не может и не умеет пожаловаться на свою солдатскую горе-судьбинушку. Это попахивает бунтом и дискредиташкой. До нас еще доходят эпичные разборки с полигонов, но военные на передовой обезличены и лишены голоса. Вместо них трещат о победах военкоры. Иногда они кого-то критикуют или пытаются выбить что-то для фронта, но выглядит это как прессинг отдельных фигур компроматом и самопиар. Или лобби конкретных структур/поставщиков. Искренность и работа в кремлевском пуле не сочетаются. Аудиторию свыше 100К абы кому не доверят.

Пропаганда притворяется гражданским обществом. Постепенно выпихивает его, как кукушонок в гнезде. Ведь сохраняется на задворках сознания ощущение, что ток-шоу — это нечто демократичное, остро-политическое. Где всяких президентов могут спросить, что случилось с Курском. Колумнисты, поставляющие базированное мнение, вытеснили традиционных журналистов-расследователей. Spin doctors, как их называют по ту сторону залива, занимаются фреймингом новостей, подменяя их информационную сторону эмоциональной набивкой.

СМИ как инструмент обратной связи в обществе перестает работать. Сейчас проще что-то порешать через Госуслуги или жалобы чинухам, чем через письма в редакцию. А еще лучше сразу строчить донос.

Итого, у нас нет информации о состоянии страны. Ладно я, медиаведьма, но средний человек, особенно из глубинников, что он видит? Что видят пенсы по телеку? Что читают старперы-силовики, подписавшиеся на двух-трех попсовых зеткорров? Я, блядь, не могу новости на Первом канале видеть, у меня сразу припадок начинается: «Только не девятую!»

Пропаганда гораздо успешнее справляется с сокрытием, умолчанием информации, чем с ее продвижением. А остальное народ сам додумает в силу инертного магического мышления. Главное, заполнить пустоты, сместить акценты, насытить эфир шумом.

Остается опираться на эмпирический опыт, да разговоры в курилке. Сами понимаете, как далеко это от той черной дыры, в которую нас затягивает, и чье подлинное величие открывается лишь полусбрендившим астрофизикам. Я сама вплоть, наверно, до пандемии не верила, что государство может так эпично и регулярно лажать. На ровном месте, на бильярдном столе. Я никогда не считала кремлевских в чем-либо компетентными ребятами, но то, насколько все за гранью возможного, открывается только в кризисные моменты. Кто бы поверил, что армия в такой жопе, если бы не война? Даже я (до-февральская я) возразила бы, что вряд ли все настолько хреново.

Настолько.
С запасом.
И сцена после титров.
А потом еще свет загорается, и с ужасом понимаешь, что в ведерке был не попкорн.

Я видела, как в пропаганду начинали верить от страха. Одна известная нам журналистка, начала топить за СВО. И случилось это под влиянием поражений в Херсоне и Харьковщине. Прежде обывательница-аполитка, державшаяся узкой повестки, ощутила необходимость заявить о всесторонней поддержке России на войне. Она испугалась поражения.

«Не ты меня бросаешь, а я тебя» — с помощью этого нехитрого тезиса российской пропаганде удалось смягчить расставание с Херсоном. В сентябре, когда пришлось расстаться с Харьковщиной, мы наблюдали настоящий шок, непонимание, ступор и депрессию. Ну, все приходит с опытом.

Российская патриотическая публика с облегчением восприняла версию о существовании договорняка. Гораздо легче признать, что нашу армию сдали хитрожопые олигархи (каким-то образом в обход Пыни), чем то, что она фигово воюет. Херсон на самом деле никто и не любил, мы его завели так, для поднятия самооценки. До договорняка надо еще дорасти. Нужно хоть что-то иметь на руках. Нет, проигрываем мы сами, без посторонней помощи, не надо себе льстить.

Простая вещь, а как восстанавливает самооценку — локус контроля. От Харькова нас отогнали метлами — и народ взвыл. Из Херсона мы гордо ушли сами — и народ возрадовался. Наконец-то мы что-то делаем сами! Мы перехватили инициативу хотя бы в отступлении. И армия у нас вполне боеспособная, если бы ее не сливали.

У напуганных людей резко падает порог критичности. Вчерашние фейки, которые они насмешливо отбрасывали, становятся непреложной истиной. Они боятся отпадения. Пропаганда — самое теплое, уютное и пышное одеяло, под которым можно спрятаться от тварей из темноты.

Соответственно, инфантилизм, регрессия до самых простых механизмов психики, острая реакция на стресс, отождествление себя с большим и сильным государством. А оно только радо: бряцает защитными амулетами, словно шарлатан на базаре. Мобики уходят на фронт, а под сердцем молитва Богородице. На плече зетка — метка племени. Перепуганные обывалы жмутся к этим символам, будто к крестам, когда со всех сторон наползают упыри. Если в названии канала стоит литера Z, он же нас убережет, верно?

Понимаете, это не меня заперли с ними, хе-хе, все как раз наоборот. Я летучей мышью пролетаю над опустевшими улицами, пока они все более плотными кучками скапливаются у своих алтарей, призванных дать им божественную защиту. Они боятся. Я чувствую вкус первобытного страха.

Как раньше было? Поселишься на заброшенной мельнице, а через неделю появятся инквизиторы с арбалетами, ведущие за собой факельное шествие селюков, которых не испуг гонит, а коллективная жажда насилия. Теперь же мои коллеги лютуют на площадях, попирая распятия, вламываются прямо в дома и потрошат там всех, кого найдут. И те, которые монстрами только притворялись, натирая хари гримом, те тоже в ужасе бегают в сползших на щиколотки штанах, крича и ломясь в убежища.

С высоты, со шпиля готического собора, так оно и выглядит. Фронт посыпался. Тела размеренно и монотонно ходят на работу и с работы, но их разум бешено бьется. И не унять его ни медитациями, ни транками. Спрятался под одеялкой, молодец. У нас впереди полярная ночь, хоть пятку да высунешь в какой-то момент. Тут-то мы тебя и утащим.

Думаете жрецы культа, не верящие в собственные реликвии, способны переломить ситуацию? Когда нет веры, крест превращается в деревяшку за сто рублей. Фанатики-флагелланты первыми полегли в схватке с тьмой, и это была настоящая битва. Их утилизировали в первых рядах, слишком безрассудно и бестолково. Тем более, что среди них было немало раскольников и еретиков, по-своему толкующих писание.

Говорите, что вы коллектив? А я вижу толпу трусов, не разбегающуюся лишь потому, что некуда больше бежать. Ваш коллектив только что утратил общность, соль, образующая спасительный круг, стала канцерогеном, а высушеные кисти святых хватают вас за горло.

Тьма над ебаным Инсмутом.

Риалина Магратова

Раздели боль: