Зона нестабильности
— Я не могу. Прости…
— Но сегодня же суббота!
Глаза Лилли гневно блестели сквозь реалити-гласс. К счастью, она не успела активировать карточку «Интим», потому можно было отказаться.
— По субботам мы всегда используем эту карточку! Это наш особый день…
— Да, Лилли, я знаю. Но… сегодня что-то не хочется. Может в другой раз?
Адам поставил в статус смайл с виноватым выражением лица. И на всякий случай добавил значок розы.
— А чем тогда займёмся?
— Может просто поспим?
— Это идея.
Лилли поставила в статус значок с лампочкой и даже немного улыбнулась уголками губ.
Адам облегченно вздохнул и упал на прохладную подушку. Лилли присела рядом и быстрым движением воткнула кабель в его разъём.
— Что? Совместный сон? Но он обычно по вторникам и четвергам…
— Раз сегодня мы не используем карточку «Интим», предлагаю тогда «Совместный сон».
— Но…
— Никаких «но», Адам. Мы отдалились в последнее время друг от друга. Пять процентов разницы. Нужно это исправлять.
Адам вздохнул, стараясь скрыть этот вздох от Лилли, и закрыл глаза.
— Карта «Совместный сон» активирована – сообщила металлическим голосом Норна, его виртуальный секретарь.
Адам провалился во тьму временного небытия.
***
Он стоял посреди бескрайнего зеленого луга. Ничего не было, кроме синего неба и травы, коротко подстриженной, будто на футбольном поле.
— Эй, там внизу!
Голос Лилли доносился с неба. Это был их любимый сюжет. Лилли появлялась на небе в виде солнца. Она протягивала Адаму один из лучей, и он поднимался по нему, как по лестнице всё выше и выше, пока не достигал Лилли-Солнца. Когда достигал её, они сливались в одно целое, сияющую бесконечность. Их общий свет заполнял собой всё вокруг, растворял условную реальность в себе.
Но в этот раз всё пошло не так. Он не хотел подниматься к ней, он хотел сбежать, укрыться от её палящих лучей. Но укрыться было негде. Он моргнул и луг превратился в раскаленную пустыню, высохшую землю, покрытую сетью трещин. Адам побежал, но луч подхватил его и потянул вверх. Нет, только не это, только не туда. Он пытался вырваться, но только трепыхался, будто пойманная муха.
— Нет! Не надо…
Он достиг Лилли-Солнца, её жар опалил его хитиновые крылья. Ещё мгновение и его обьяло пламя. Он закричал, корчась от невыносимой боли. Он был где-то в преисподней, и его душа горела в вечном пламени.
***
Он продолжал кричать какое-то время, ещё не понимая, что вернулся из сна в реальный мир.
— Что ты наделал! Ты! Ты… ты испортил наш лучший сон!
— Прости…
— Нам нужно свериться. Нужно немедленно свериться…
Лилли лихорадочно отдавала команды своему секретарю.
— Пользователем Лилиан активирована утилита «Измеритель любви». Расслабьтесь. Старайтесь ни о чём не думать. Через несколько минут Вы увидите результат – сообщила Норна.
Результат Лилли был 67 процентов. Результат Адама – 38.
Лилли заплакала. Не сменила статус, а заплакала по-настоящему, слёзы текли по щекам, маленькие плечи содрогались. Адам попытался её неуклюже обнять, но она отстранилась.
— Тридцать процентов – повторяла она. — тридцать процентов разницы…
Адам неуклюже топтался возле плачущей возлюбленной, не зная что делать. Но Лилли уже окружили маленькие сервис-дроны. Один из них вколол ей успокоительное в руку чуть ниже плеча.
— Завтра мы идём на семейную терапию – уже спокойным голосом заявила Лилли – я сейчас запишу нас…
— Не нужно…
— Что?
— Не нужно никуда записываться. Я знаю, что делать…
— И что же?
Адам быстро оделся и активировал карту «Побыть наедине с собой».
— Я пошел – сказал он Лилли, которая попыталась снова заплакать. Но успокоительное, что уже разлилось в её крови, не дало этого сделать. Адам вышел на улицу, в теплую весеннюю ночь. Дверь автоматически закрылась за его спиной.
***
— Вы приближаетесь к зоне нестабильности. Настоятельно рекомендую повернуть направо – тоскливо бубнила Норна. Но Адам продолжал свой путь . Его целью был старый парк. Когда он миновал ржавую половину ворот, что висела на одной петле, Норна наконец-то заткнулась. В отличие от щедро освещенного бульвара, в парке было темно. Фонари покосились или лежали на земле. Адам направился по тропинке, хрустя сухими ветками и листьями, усеивавшими землю. В свете луны они казались множеством разбросанных костей. Адам нашел относительно целую лавочку, смахнул сухие листья и присел.
— Ближайший отель в двух километрах отсюда – неожиданно сообщила Норна – ближайшая остановка общественного транспорта триста метров. Ближайший бар сто метров.
— Мне это не нужно – ответил Адам.
— Повторяю, Вы близки к зоне нестабильности. Вы покинули помещение в ночное время суток, не взяли с собой сервис-дроны. Это всё может привести к фатальным последствиям.
— Может быть – согласился Адам.
— Каковы тогда Ваши распоряжения?
— Деактивировать секретаря.
— Вы уверены? Это может привести…
— Деактивировать немедленно!
Норна издала странный звук и умерла. Адам с облегчением откинулся на спинку лавочки.
***
В парке было спокойно, почти так же спокойно, как на старых кладбищах. Адам смотрел на небо, бесконечное и черное, на почти полную Луну. Реалити-гласс выводили кучу ненужной информации. Например, что до Луны почти 385 тысяч километров. И что этот парк был построен ещё до Войны. Но Адам старался не обращать на это внимание. Он пытался остаться наедине с собой.
Но даже здесь это было непросто. По его щеке скользнул красный луч. Он пробежал до виска и соединился с коммуникатором, чуть выше уха.
— Гражданин, что Вы здесь делаете? — спросил незнакомый металлический голос. Возле лавочки зависло несколько дронов, черных и блестящих в лунном свете. И здесь полиция.
— С кем я говорю?
— Дежурный офицер Джабраил.
Реалити-гласс Адама вывел окно, из которого на него смотрел человек с помятым лицом и красными от бессоницы глазами.
— Итак, что Вы делаете в неконтролируемой зоне?
— Здесь ваши дроны, значит всё под контролем, не так ли?
— Прошу ответить на мой вопрос.
Адам вывел на экран свой текущий статус.
— Уровень алкоголя в норме. Психологическое состояние спокойное. Активирована карта «Побыть наедине с собой». Что ж… не лучшее место Вы выбрали для этого.
— Почему же? Очень милый парк.
— Эта зона полностью не контролируется муниципальной властью. Если пойти дальше, можно вообще попасть в зону нестабильности.
— Зону нестабильности?
— Да, Вы как будто впервые слышите о ней.
— Что в ней такого опасного?
— Там дальше живут безгаджетные. Они не носят реалити-гласс, не имеют идентификационных чипов, не пользуются сервис-дронами. Они даже не используют карточную систему для планирования жизни!
— И что в них опасного?
— От них всего можно ожидать! Нельзя выявить что они чувствуют, понять что они думают, узнать, чем они заняты в данный момент. Они абсолютно непредсказуемы. Мы не можем гарантировать Вашу безопасность в этом месте.
— Но почему власти просто не разгонят их?
— Это всё политики. Один вот выдал, что безгаджетные тоже люди, пусть живут как хотят. Ну и вот, им выделили место в заброшенном парке. Нашим дронам запрещено там появляться.
— Вы правы, чёртовы политики. Я буду осторожен, офицер. Спасибо за предупреждение и беспокойство.
— Берегите себя, гражданин.
Окно с лицом офицера пропало. Дроны повернули к выходу из парка. Реалити-гласс вывели информацию, что карта «Высказать публичное мнение о политиках» успешно использована. До активации следующей осталось 168 часов.
***
Адам прикрыл глаза. В парке была тишина и только ветер тихо шуршал сухими листьями. Но мысли не давали покоя. Почему он пришел сюда? Почему это место так ему знакомо?
Адам активировал Норну и спросил:
— Поиск по воспоминаниям. Доводилось ли мне бывать в этой локации раньше?
Норна немного помолчала, а потом ответила:
— Запрошенных воспоминаний не найдено.
— Быть такого не может. Я уверен, что был тут. У меня дежа вю.
— Феномен дежа вю является антинаучным. Скорее всего Вы имеете дело с иллюзией, вследствие Вашего нестабильного эмоционального состояния.
— Ты что-то темнишь. Я знаю, что часть воспоминаний складывается в архив. Можешь поискать там?
— Некорректный запрос – отозвалась Норна.
— Эй, хватит держать меня за дурака. Ты прекрасно понимаешь о чем я!
— Ваш архив пуст.
— Не может такого быть!
— Вы можете попасть туда через визуальный интерфейс и убедиться самому.
— Ты врешь… деактивировать секретаря.
Норна вновь умолкла, в этот раз не пытаясь возражать. Но, видимо, так просто сдаваться она не собиралась. В голове Адама зазвучал другой голос. Тоже женский, но более мелодичный и приятный. Не такой приятно-округлый, как у Лилли, а угловато-неуверенный, будто у стеснительной девушки-отличницы.
— Вы уже дважды деактивировали своего виртуального секретаря – смущаясь, сказала невидимая девушка, – в центре качества обслуживания хотели бы уточнить причину произошедшего.
— Я просто хочу побыть один! Неужели непонятно?
— Мы вас прекрасно понимаем. Но Ваши здоровье и безопасность сейчас находятся в зоне большого риска.
— Кто Вы такая, черт возьми?
— Я Норна… Ваш секретарь. Если Вам не нравятся базовые параметры голоса и характера, Вы всегда можете настроить свой собственный вариант для облегчения восприятия. В нашей базе несколько тысяч различных психоматриц. Вы можете выбрать любую, наиболее комфортную для Вас.
— То есть, и Вы, и старая Норна когда-то были живыми людьми?
Адаму показалось, что виртуальная девушка залилась румянцем смущения.
— Да… Мы все служим обществу даже после утраты физического тела. Психоматрицы всех граждан складируются в единый банк сознаний…
— То есть, когда я умру, то тоже стану чьим-то виртуальным секретарем?
Голос Норны неожиданно сменился на прежний.
— В этом и есть смысл нашего с Вами существования. Слиться в единое сознание. Текущее общество лишь ступень на пути к этой стадии.
— Но… но если я не хочу?
— Вы не можете не захотеть. Нужно уметь не только брать, но и отдавать.
— Но я не хочу! Деактивировать секретаря!
— Что ж, поступайте, как хотите. Помните, мы любим Вас, гражданин.
***
Адам попробовал сосредоточиться. Он здесь был. Сидел на этой лавочке. И парк был тогда совсем другой. Солнечный и воздушный. Фонари были целыми, деревья зелены и полны жизни. Они радостно шелестели от легкого ветерка. Но Адаму было почему-то в тот момент не очень весело. Он сидел и смотрел в одну точку. Его снедала жгучая тоска.
Потом он встал и пошел по дорожке, присыпанной гравием вглубь парка. Дальше воспоминание обрывалось.Что же, хоть что-то. Адам встал и пошел тем же путем, хрустя упавшими ветками. Чем дальше он шел, тем больше парк походил на лес. Деревья росли прямо посреди дорожки, в брюки Адама впивались колючие кустарники. Адам нагнулся, чтобы снять мешающее ему растение, сделал шаг, и в следующий момент что-то схватило его ногу. Адам полетел вверх и оказался висящим вниз головой. Его левую щиколотку обвивала веревка, привязанная к ветви дерева. Он видел подобные ловушки в старых фильмах. Даже не верилось, что ему однажды доведется самому попасть в такую же. Из кустов показалось несколько тёмных фигур.
— Что там у нас? — спросила одна фигура
— Какой-то из городских! — ответила ей вторая.
— Эй, что ты здесь забыл, цивил? — спросила третья.
— Я ищу… ищу кое-что – сказал Адам. Его реалити-гласс упали в траву и он чуствовал себя голым и слепым.
— Это шпион копов! — сказала какая-то из фигур – Его нужно прикончить.
— Не думаю – возразила ей другая – копы прислали бы свою летающую хрень. Они слишком трусливы, чтоб прислать живого человека.
— Может это сраный кибер! — предположила третья.
— Это легко проверить!
Адам вкрикнул от боли, на его левой руке сделали надрез. По кисти руки потекла теплая струйка крови.
— Что вы делаете? Мне нужна медицинская помощь!
Фигуры рассмеялись.
— Это точно просто дурак-цивил.
Кто-то из них перерезал веревку и Адам упал в траву. Он привстал, осматривая свою руку. Надрез был небольшим и неглубоким.
— Приложи вот это – сказал один из поймавших его – мы все же не звери какие.
С этими словами он протянул Адаму какой-то лист растения округлой формы.
— Ага, не хнычь, заживет.
Адам приложил лист и смог получше рассмотреть тех, кто пленил его. Это были те самые безгаджетные, о которых предупреждал офицер. Они были одеты в какие-то лохмотья, лица чумазы, волосы спутаны и, что самое важное, у них не было реалити-гласс. На висках, там, где должен находиться коммуникатор, у них красовались шрамы.
— Так что ты тут ищешь? — прервал молчание тот, что был в черной куртке без одного рукава.
— Воспоминания… — ответил Адам, шаря в траве, пытаясь найти свои виртуальные очки.
— Какие ещё воспоминания?
— Я вроде был тут раньше.
— Что-то не припомню я тебя – сказал второй, с длинной седой бородой.
— Очень давно. Когда этот парк был ещё парком.
— До Войны что ли? — недоверчиво переспросил обладатель черной куртки – так век почти прошел. А ты явно не старикан.
— Он наверно из замороженных! — сказала третья из безгаджетных, высокая женщина с множеством заплетенных косичек.
— Простите, не понимаю – отозвался Адам.
— Ты что не слышал, пару лет назад твои друзья-цивилы нашли большой клад. Хранилище людей, которых заморозили ещё до Войны. Их оживили. А вот с памятью возиться не стали. Затерли к такой-то матери и записали поверх всякую цивильную муть.
— Нет. Я прекрасно себя помню с самого детства – возразил Адам. — у меня постоянная работа и девушка.
— И как ты с ней в первый раз встретился? Помнишь? Где ты с ней в первый раз переспал?
— Не помню точно… Аптека? А спали… дома. В нашей квартире…
— Чья эта квартира? Твоя или её?
— Наша…
Адам чувствовал усталость от этого разговора. Он тупо рассматривал её торчащие во все стороны косички.
— Ты точно из замороженных. Потому не черта не знаешь об этом.
— Но моя девушка. Она не могла меня обманывать столько времени.
— Она скорее всего тоже. Вас тогда меж собой быстро переженили.
— Эй, Кайла, откуда ты знаешь всю эту хрень? — вмешался безгаджетный в черной куртке.
— Я работала в конторе, которая записывала воспоминания… А потом послала все это дерьмо и сбежала сюда!
— Это ты правильно сделала, Кайла – сказал чернокурточный и приобнял женщину.
— В общем ищи свои воспоминания, если хочешь, цивил – разрешила Кайла.
— Только учти, я слежу за тобой – добавил длиннобородый, демонстрируя внушительных размеров нож – И не делай глупостей, а то выпотрошу тебя, как крысу на Рождество!
— Расслабься, Фил, он без своих дронов и зад себе подтереть не может – ответил ему тип в черной куртке, и компания дружно расхохоталась.
***
Адам шел, не разбирая дороги. Рана саднила, в голове шумело. Реалити-гласс он так и не нашел. Мысли смешались в одну кучу: Лилли, карточки, безгаджетные, замороженные, воспоминания. Все это перемешалось, как таблетки, высыпанные из флакона. Впрочем, ноги вели его по пути, который он проделывал не один раз. И этот путь вёл к амфитеатру в глубине парка. Небо начало уже сереть, Луна побледнела и съёжилась. Амфитеатр был на своём месте. Навес над сценой давно обвалился, сама сцена была засыпана мусором и обломками. Но это было то самое место. Адам спустился по ступенькам и сел там, где он обычно сидел, только в это раз прямо на холодный камень.
И все вокруг преобразилось. Небо над головой стало голубым. На нём не было облаков, но его исчеркали дымные следы реактивных самолётов. Амфитеатр заполнился небольшой группой молодых людей. Чуть поодаль сидели трое неформалов и пили пиво. Но группа, которой принадлежал Адам, старалась не обращать на них внимания. На сцене стоял небольшой стол, а за столом сидела женщина лет сорока, строгая и в очках. Не реалити-гласс, а настоящих очках в золотистой оправе. На столе стоял графин с водой и аккуратными стопками возвышались разноцветные карточки из картона. Она окинула строгим взглядом всех собравшихся, особо задержавшись на Адаме и начала урок.
— В первую очередь я бы хотела поздравить Анну с тем, что она задействовала все карточки, данные ей, потому она переходит на следующий уровень! – сообщила строгая дама голосом, похожим на голос Норны. Анна, сидящая на пару ступенек ниже Адама, зарделась, потом начала неуклюже спускаться на сцену. Остальные зааплодировали.
Женщина вручила ей новую пачку карточек, аккуратно перетянутых резинкой, и прицепила к платью девушки небольшой значок к двум, уже полученным ранее.
— Учтите, Анна, это последний уровень, на котором выдаются карточки. На следующем Вам предстоит делать их самостоятельно. Это должно войти в привычку. Но планировать свою жизнь, можно просто ведя ежедневник. Роль карточек гораздо шире и важнее. Возьмите этот бейдж. С этого момента Вы должны не просто задействовать карточку, Вы должны вставлять её в этот бейдж, чтобы все окружающие видели, чем Вы сейчас заняты или о чем думаете. Носите его по возможности постоянно.
Анна приняла бейдж из рук дамы и надела на шею. Потом неловко поклонилась, будто старинная гимназистка, и вернулась на место.
— Что же, у остальных тоже есть шансы достичь уровня Анны. Есть желающие?
Её взгляд вновь нашел Адама, от него нельзя было скрыться, как от лучей Лилли-Солнца.
— Если добровольцев нет, то давайте начнём с тех, у кого осталось больше всего незадействованных карточек. Например, с Адама.
Адам внутренне сжался. Ноги будто окаменели. Он категорически не хотел идти на сцену.
— Адам, не стесняйтесь. Мы для того и проводим занятия на открытой площадке и в присутствии посторонних, чтобы победить свои смущения и страхи. Превзойти себя.
Неформалы заулюлюкали, но учитель пригвоздила их к своим местам тяжелым немигающим взглядом.
— Адам, идите сюда.
Адам с трудом встал и пошел вниз. Каждый шаг давался ему с трудом, тело не слушалось его. Но хотело бежать оттуда. Каждая ступенька была, словно очередным кругом ада.
Наконец, он спустился.
— Какую карточку Вы бы хотели задействовать сегодня? – спросила учительница.
Адам лихорадочно зашарил по карманам, где были хаотично рассованы карточки и достал первую попавшуюся. Она была смята. Выровняв её, он прочел:
— Исповедь…
— Что же, хороший выбор! На Вас лица сегодня нет. Расскажите всем нам о своих проблемах, и станет намного легче. Поддержим Адама!
Все зааплодировали, даже те трое неформалов.
Адам не хотел ничего говорить, но под гипнотизирующим взглядом учительницы, его боль словно сама выплеснулась наружу.
— Эрика… — сказал он.
— Хорошо – сказала учительница – Это Ваша знакомая? Возлюбленная?
— Мы встречаемся. Вроде как. Общаемся.
— И что не так?
— Ну не знаю. Она, бывает, пропадает куда-то. Потом появляется снова. И я никак не могу понять, что она думает обо мне. Что чувствует.
— А Вы хотели бы перейти к серьезным отношениям?
— Да.
— Вы хотели бы большей стабильности, большей предсказуемости? Вы бы хотели быть точно уверены, что Ваши чувства взаимны.
Адам молча кивнул.
— Вот! В этом смысл наших занятий. Мы должны научиться доверять друг другу. Не скрывать друг от друга своих чувств и намерений. Адам! Вы должны поговорить с ней. Сказать о своих чувствах. И только тогда Вы можете рассчитывать на взаимность. На ответную искренность. Это важно, особенно сейчас, когда мир катится в бездну. Создать зону стабильности в нестабильном мире – наш долг.
Очередной военный самолет рассек небо, оставив на нём белый шрам. Учительница раскраснелась от своей речи. Она освободила свои пепельные волосы, стянутые в узел на затылке.
— В самом деле, именно в этом суть нашего грехопадения – продолжила она, выйдя на середину сцены. – Мы разучились открываться друг другу. Именно после того, как люди вкусили тот злополучный плод, была сказана первая в мире ложь. Первые люди стали стыдиться Бога и друг друга и скрыли свои тела одеждой. Скрыли свои помыслы друг от друга. Возврат в потерянный рай подразумевает отказ от всякого непонимания. То самое яблоко, что дал Змей, оно и есть яблоко раздора. Это главный корень наших бед.
Она подошла к столу, вынула из своего бейджа карточку и взяла со стола новую. Она продемонстрировала её всем. На ней было написано «Долой одежду». Учитель мгновенно скинула платье и быстрыми точными движениями избавилась от нижнего белья. Она стояла на сцене, и из одежды на ней остались очки, туфли на высоком каблуке и бейдж, куда она вставила новую карточку. Неформалы поперхнулись пивом. Адам опустил глаза в пол, не зная, что делать дальше. Он испытывал странное чувство стыда, и за себя, а за другого человека.
— Посмотрите, есть ли у кого-то такие же карточки – продолжила учительница, — Тем, у кого они есть, советую последовать моему примеру. Когда делаешь подобное в одиночку, это довольно сложно. Но сейчас, когда я уже подала пример, будет намного легче. Давайте, не бойтесь себя и окружающих. Нужно научиться доверять этому миру.
Анна, найдя в своей новой стопке карточку, зарделась ещё сильнее, но начала неловко стягивать с себя платье. Вслед за ней и другие студенты, нашедшие у себя это предписание, начали раздеваться.
— Адам! – сказала учительница. – Я помню, что и у Вас есть эта карточка. Давайте. Присоединяйтесь.
— Не могу – выдавил он.
— Отбросьте все, что разделяет нас. Когда мы избавимся от всего этого, мы сможем преодолеть первородный грех.
— Но разве Иисус его не искупил? – неожиданно спросил студент, один из оставшегося в одежде меньшинства.
— Он просто дал нам надежду на искупление в будущем. И вот это будущее почти пришло. Идите сюда, возьмемся за руки!
Те, студенты, что сняли с себя одежду, медленно спускались на сцену. Анна прикрывала свою маленькую грудь рукой и косилась на неформалов. Те сидели завороженные и неподвижные.
— Адам! Смелее!
— Не могу! – ответил Адам. Им овладела паника. Он достал из кармана первую попавшуюся карточку. На ней было написано «Побыть наедине с собой». Он с облегчением выдохнул. Учительница разочарованно покачала головой. Голые студенты молча расступились, стыдливо опуская глаза в пол.
***
Эрика любила это дерево. Самое большое и старое в этом парке. Причем она никогда не сидела на траве под ним, не на лавочке, только на ветвях. Именно здесь Адам её впервые и увидел. Именно здесь они встречались и общались. Адам никогда не видел её в ином месте, потому ему иногда казалось, что она тут живёт, что она дух этого дерева, парковая дриада. У неё были большие зеленые кошачьи глаза на небольшом заостренном лице, короткая мальчишеская стрижка, что усиливало сходство. Она сидела и читала. Адам подтянулся и запрыгнул на ветку, с которой посыпалась листва. Эрика приподняла на него глаза и кивнула ему. Они сидели какое-то время молча. Она смотрела в книгу, он на неё, не решаясь начать разговор.
— Ты так и ходишь в ту секту? — наконец спросила она, продолжая листать книгу.
— Отец настаивает — вздохнул Адам, — Он думает, что это поможет мне решить проблемы.
— Я не вижу у тебя особых проблем.
— Мне сложно… сложно общаться с людьми.
— Может, они и не стоят того?
Адам вздохнул и ничего не ответил.
— Если бы я куда-то не хотела ходить, я бы просто не пошла.
— Тут всё сложно. И потом на этих курсах иногда говорят здравые вещи.
— Например?
— Ну, мы все должны быть более открытыми. Больше доверять себе и миру.
В этот раз промолчала Эрика.
— Мне нужно с тобой поговорить — выдавил из себя Адам после некоторой паузы.
— Давай — согласилась она, не отрываясь от книги.
— Слушай, мы знакомы уже почти всё лето… Я хочу… То есть, хотел бы… В общем, кто я для тебя?
— А это так важно?
— Ну да. Я хотел бы… встречаться.
— Это ходить на свидания, держаться за ручку и всё такое?
Адам кивнул. Эрика отложила книгу и впервые за все время посмотрела на него.
— Этого не будет.
— Почему? Что не так?
— Не будет и всё. Я не должна за это оправдываться. Ну, знаешь, как это обычно бывает: прости, дело не в тебе.
— Так дело все-таки во мне?
— Нет. Дело к тебе вообще не имеет отношения. Мне интересно с тобой иногда болтать. Но связывать сейчас себя какими-то отношениями и обязательствами я не хочу.
— А потом?
— Что потом я не знаю. Ты читаешь новости хоть иногда?
— Нет, а что там?
— Вот-вот начнётся война, какой не бывало уже лет сто. Как вообще можно что-то планировать? Да и если бы это было не так. Мало ли в мире случайностей.
Адам смотрел вниз, на газон и залитую солнцем тропинку. Ему было плохо. Его душа напоминала подушечку, для множества игл и булавок. Эрика меж тем продолжала втыкать новые:
— Ты спрашиваешь кто ты для меня. А я не знаю до сих пор, кто я вообще. И этот вопрос для меня гораздо важнее всего остального.
— Может… может мы вместе… вместе разберемся?
— Нет. Это моя личная проблема.
— Но я… Ты… Ты мне нравишься. Очень нравишься.
— И что? Я обязана теперь ответить тем же? Чем это отличается от любви за деньги или знаки внимания?
— Ну, тогда любая взаимность проституция. Ты… ты просто боишься! Ты не доверяешь ни себе, ни миру.
Она неожиданно рассмеялась, обнажив мелкие острые зубы. Изумрудно-кошачьи глаза при этом оставались серьезными.
— Что тут смешного? – обиженно спросил Адам.
— Смешно, как ты повторяешь те сектантские глупости. У тебя даже выражение лица было, как у вашей сумасшедшей училки.
— Это не глупости!
— Доверие… Доверие заключается как раз в том, чтобы не требовать от другого человека ничего. Не ждать от него ровно того же, что даешь сам. От каждого по способностям. Даже если бы я согласилась с тобой встречаться, я бы не могла тебе дать того, что ты ждешь от меня. Я бы дала тому, кому выбрала свои знания, свой ум и свою силу. И не ждала бы ничего взамен. А все эти романтические глупости, поцелуйчики, цветочки, прогулки за ручку при Луне… Это не моё. Я и о тебя не жду, когда ты повзрослеешь. Хотя, это было бы неплохо. Для тебя самого.
— А ты разве взрослая?
— Нет. Но, я очень хочу повзрослеть.
— Но для этого и вступают… ну… в отношения.
— Взросление — это умение отделиться от другого человека. Это когда ты становишься полностью независимым и автономным. Без этого ты никогда не станешь личностью, а всю жизнь будешь инфантилом, ищущим в других людях мать и отца. Вот, послушай…
Эрика зашелестела страничками своей книги, нашла нужный абзац и начала читать вслух:
— …Но ребенок должен расти. Он должен покинуть материнское лоно, оторваться от материнской груди, наконец, стать совершенно независимым человеческим существом. Сама сущность материнской любви – забота о росте ребенка – предполагает желание, чтобы ребенок отделился от матери. В этом основное ее отличие от любви эротической. В эротической любви два человека, которые были разделены, становятся едины. В материнской любви два человека, которые были едины, становятся отдельными друг от друга.
— Все правильно там написано. Об эротической любви…
— Эта любовь предполагает взаимное взросление, в том то и дело. А у нас все озабочены любовью, не успев повзрослеть, так и не отделившись психически от родителей. Вот ещё интересно.
Она перелистнула пару страниц и прочла:
— Часто предпочтительность эротической любви неверно интерпретируется как привязанность, основанная на обладании. Нередко можно найти двух людей, влюбленных друг в друга и не испытывающих любви больше ни к кому. На самом деле их любовь это эгоизм двоих. Два человека отождествляются друг с другом и решают проблему одиночества, увеличивая единичную индивидуальность вдвое. Они достигают чувства преодоления одиночества, однако, поскольку они отделены от всего остального человечества, они остаются отделенными и друг от друга, и каждый из них отчужден от самого себя. Их переживание единства – иллюзия.
— Что-то я совсем запутался.
— И чьи это проблемы?
— Не знаю, что делать? Что бы ты сделала?
— Сейчас я бы сгрызла яблоко. Хочешь кусочек?
— Ничего я не хочу! – Адам спрыгнул с ветки. – Ты просто морочишь мне голову!
Эрика пожала плечами, потерла спелое яблоко о свою футболку и начала есть, хищно вгрызаясь в него своими мелкими острыми зубками. Яблоко хрустело. Адам пошел прочь, стараясь не слышать этот звонкий хруст, который казался ему издевательством.
***
Было часа два или три дня. Воздух раскалился. Адаму казалось, что он горит заживо в огне преисподней. Адам закатал рукав и осмотрел левую руку. Вены проглядывали у запястья двумя голубыми дорожками. Между ними пролегал красно-коричневый след от надреза массивным армейским ножом. Адам вспомнил обжигающую острую боль, когда вонзил клинок к себе в руку. Эта боль тогда отрезвила его, вернула к жизни. Но прошел уже почти месяц. И желание повторить тот опыт крепло день от дня. С каждым днем оно становилось все более осознанным.
— Не сегодня… — сказал он себе. – И вообще не стоит она того. Подумаешь, умная какая.
Чтобы отвлечься, Адам включил телевизор. Там показывали танки, самолёты, каких-то военных, которые рапортовали о полной боеготовности.
…мы готовы победить всякого, кто придет на нашу землю, даже пришельцев из космоса…
В дверях заскрипел ключ. Отец пришел со службы на обед. Он был в новенькой зеленой форме. Адам никогда не видел его таким. Отец – сутулый, с уставшим помятым лицом и красными от бессонницы глазами всегда ходил в гражданской одежде.
— Почему ты не на занятиях? – спросил он, даже не посмотрев в сторону Адама.
— Лето. Каникулы. – отозвался Адам.
— Да… точно. А на те курсы ты ходишь?
— Ходил сегодня.
— И как? Есть успехи?
— Да. Мы сегодня научились доверять себе и миру.
— Это хорошо.
Отец уже собрался идти на кухню, когда Адам окликнул его.
— Правда, скоро война?
— Правда.
— И из-за чего она?
— Есть люди, которые не хотят жить нормально. Не хотят подчиняться общим правилам. От таких можно чего угодно ждать. У наших границ настоящая зона нестабильности.
— А если их просто оставить в покое? Научиться им доверять?
Отец впервые посмотрел на Адама.
— Ты в своем уме? Они, может, прямо сейчас готовят атаку на нас.
— А если нет?
— Мы не можем так рисковать. На кону жизни. Миллионы жизней, как ты не понимаешь!
С этими словами отец ушел, зашуршал водой, загремел посудой на кухне. Обычно молчаливый и подавленный, сегодня он выдал месячную норму слов.
***
Адам бездумно щелкал каналы. Картинки резко сменяли одна другую. Реющие флаги. Люди в очках дополненной реальности. Брызги крови. НЛО. Щебечущие домохозяйки. Замороженные в капсулах люди. Ядерный взрыв. Ток-шоу.
Все это сливалось в единый калейдоскоп, поток образов. Неожиданно на экране появилась Норна.
— Зачем ты обманул отца, Адам? Ведь ты не уяснил сегодняшний урок. Использовал удобный повод, чтобы сбежать.
Адам попробовал переключить. Но на всех каналах она смотрела на него с экрана строго и укоризненно.
— Я не готов. Не готов обнажаться.
— Дело не в этом. Просто, ты стесняешься себя. Своего тела и своей души. Ты не любишь себя.
— А за что себя любить?
— Ты сотворен Господом и твоим родителями по Его образу и подобию. Почему ты стесняешься того, что тебе дано? Ты не любишь Бога? Не любишь родителей?
— Я любил! Любил маму. А она…
— Бросила тебя? Она не хотела. Она ушла в лучший мир, как ты можешь её этим попрекать?
Адам молчал.
— Ты должен вернуться к нам, Адам. Мы заменим тебе мать. В мире, где никто не скрывает ничего друг от друга все друг другу братья, родители, любимые.
Изображение моргнуло и вместо Норны на экране появилось до боли знакомое лицо.
— Сынок… иди, к нам… — сказала мама. – Здесь хорошо.
Она сияла, словно солнце.
Адам встал, но изображение пошло рябью. Он постучал по телевизору, тот зашипел, потом выдал на экран Эрику.
— Не верь им – сказала она. – Это путь назад. А вперед ты можешь пойти только сам.
— Тебе то, какое дело?
— Особенного никакого. Но будет немного жаль, если ты утонешь, растворишься в этом болоте.
— Да, что ты понимаешь! Ты теряла когда-нибудь кого-то близкого?
— Нет. У меня их нет, потому и терять особо некого.
— Тогда обойдусь без твоих советов. Ты не представляешь, как плохо, когда один.
— Представляю. Но если ты пуст, то никогда не напьешься чужой полнотой. А если те другие, пусты как ты, то сумма одиночеств так и останется нулевой.
— Я пуст?
— А разве нет? У тебя есть какие-то увлечения, кроме телевизора? Есть какие-то мечты, кроме маниакальной жажды быть с кем-то? Пиши я книгу о тебе, мне бы не за что было зацепиться. Ни особенностей. Ни индивидуальности.
— Заткнись! Заткнись! Заткнись!
Адам бросил пульт в экран. Он ударился, отскочил, разлетелся на части, батарейки покатились по полу. Эрика пропала. Её изображение сменилось какой-то медицинской программой.
… являясь эффективным средством при острых заболеваниях сердца, этот препарат в случае неправильного подобранной дозировки или злоупотреблении может стать причиной смерти пациента. В связи с этим, фармацевты всего мира все чаще задумываются о его замене на более безопасный аналог…
Адам лежал на диване, жар окутал его плотным ватным одеялом. В голове звучал то злой смех Эрики, то её равнодушное пожатие плечами, то издевательский хруст яблока, её слова с экрана. Он повернулся на бок, что-то мешало ему лежать. Пошарив под собой, он вытащил смятую карточку, которая выпала у него из кармана. На ней было написано «Выполнить сегодня то, что отложил на завтра».
***
Он не видел её раньше, видимо, она работала в этой аптеке недавно. Небольшого роста, округлая, миловидная девушка. Её рыжие кучерявые волосы торчали во все стороны, будто солнечная корона. На вид чуть старше Адама. На груди бейджик с надписью: «Фармацевт Лиллиан». Они вполне могли бы познакомиться. Хотя нет, у таких красивых девушек всегда уже кто-то есть.
Адам назвал название препарата. Она мило надула губки и сказала, что на него нужен рецепт.
— Это для моего отца… Ему плохо, и он… он попросил меня сходить за лекарством.
— Тогда нужно вызвать скорую – встревожено ответила Лиллиан.
— Скорая у нас была несколько раз. Они выписали ему рецепт на эти таблетки и сказали принимать каждый раз, когда прихватит. Но… но я его забыл… Спешил, и вот…
— Хорошо. Вот возьмите, только обязательно занесите сегодня рецепт, а то меня могут наказать.
— Да, я сейчас, я быстро…
Адам дрожащими руками взял заветный флакон и побежал домой. Никогда он не был столь разговорчив и столь убедителен.
— А ведь её и, правда, накажут. Из-за меня. Но, надеюсь, обойдется. Она хорошая девушка. – подумал он. — Мы могли бы пожениться, завести детей, умереть в один день. Но не в этот раз. Не в этой жизни.
Но времени на колебания больше не было. Адам открыл флакон, таблетки высыпались на стол. Он завороженно смотрел на множество белых, матово поблескивающих шариков, похожих на бисер. Это были даже не таблетки, а маленькие пузырьки воздуха. Каждый такой пузырек тянул его все выше и выше, под потолок, в открытое окно, в безоблачное синее небо, исчерканное дымными следами реактивных самолетов…
***
Они пришли с неба. Спустились с облаков, высокие, красивые и полностью обнаженные. Мужчины и женщины пятиметрового роста, прекрасные и совершенные, будто античные изваяния. Им не понадобились какие-то специальные аппараты для полета в нашей атмосфере, их несли огромные белоснежные крылья. Они грациозно опустились на центральной площади. Вся привычная городская суета замерла. Маленькие человечки смотрели на огромных пришельцев, а те свысока смотрели на землян.
— Мы пришли с миром – сказала огромная женщина с пепельными волосами. Её металлический голос был слышен на весь город – Мы принесли мир, стабильность и процветание. Долгие годы ваша планета была зоной нестабильности в нашей галактике. Но с сегодняшнего дня этому пришел конец.
— Что вы намерены предпринять? – спросил кто-то самый смелый.
— Вы должны нам довериться. Вы должны нам открыться. Вы должны с сегодняшнего дня не скрывать от себя и от мира ни одной мысли и намерения. Мы исправим вас. Мы сделаем вас лучше. Но для этого нужна и ваша помощь.
— Что нужно сделать?
— Отказаться от себя, своей так называемой индивидуальности. Мы уже это
давно сделали. Вся остальная галактика это единое Я.
— Но вы же не одни, вас много…
— Это лишь внешняя форма проявления Единого.
— А если мы не захотим?
— Вы не можете не захотеть. Мы принесли вам любовь всего разумного космоса. Вы не можете отказаться от такого дара.
— Но может у нас свой путь?
— Путь один, в слиянии всего в одно целое. Иных путей быть не может. Всякий хаос становится порядком. Всякая зона нестабильности должна быть устранена, как несущая страдания. Всякое страдание вне закона. Оно должно быть уничтожено. Любовь и порядок. На этом держится вся вселенная.
— Но если мы все-таки откажемся?
— Вы упорствуете в своем первородном грехе. Такие зоны обычно очищаются от всякой жизни, как разумной, так и неразумной.
— Стойте! Вы же этим причините нам страдание!
— Это секундная боль. Потом не будет ничего. Покой, тишина, блаженство. Считайте, что это операция, медицинская процедура. Доверьтесь нам, мы знаем, что делаем. Мы любим вас.
В руках огромной женщины появилась какая-то карточка. На небе вспыхнуло множество солнц. От их нестерпимого блеска нельзя было укрыться. Они слились в невыносимо единое целое. Весь мир стал Белым Ничто.
***
Они лежали с Лилли в постели. Он прижимался к её груди, словно ребенок. Она нежно гладила его по голове. Как же хорошо! Вечно бы так лежать.
— Лилли, милая… Я так тебя люблю!
— Я тоже, Адам. Мы все тебя любим!
Адам подскочил от неожиданности. Перед ним лежала не Лилли, а госпожа Норна. Полностью обнаженная и с распущенными пепельными волосами. Адам закричал и бросился прочь.
***
Адам бежал по выжженной пустыне. В мире больше не осталось никого, кроме него. Волосы его обгорели, губы растрескались, глаза были красны от слёз и сухого горячего ветра. На небе было сразу три солнца. Одно было пепельноволосой госпожой Норной, другое Лилли, третье его матерью. Но они были лишь внешней формой проявления Единого. Они говорили одновременно и одним и тем же металлическим голосом:
— Куда, бежишь, Адам? Ты ведь, этого хотел? Ты ведь не хочешь быть один? Почему ты бежишь от нас? Присоединяйся. Ты никогда не будешь одинок…
Адам не отвечал. Бег стал смыслом его жизни. Босые ступни обжигал раскаленный песок. В икры впивались колючие растения. Но Адам понимал, что если остановится, то это будет конец всего. Погибнет не только он, но и весь остальной мир. Он спиной чувствовал, как миллионы невидимых глаз смотрят на него, болеют за него.
— Тебе не уйти, Адам! Ты не можешь вечно убегать. Так делают только дети. Ты должен повзрослеть.
Дышать было тяжело, казалось вместо воздуха, он вдыхает вату. Всё тело болело. Но у него была цель — маленькая черная точка на горизонте. Каждый шаг приносил боль, но он был шагом выше по ступеньке из преисподней. Каждый шаг приближал его к цели.
— Адам! Адам… Мы любим тебя, Адам. Иди к нам…
Но цель была все ближе и ближе, в жарком мареве пустыни она постепенно обретала очертания. Это было дерево. Некогда самое большое и старое в парке. Теперь, единственное в мире дерево, пусть без листьев и обугленное. Даже в таком виде оно было способно отбрасывать тень. Он оперся о его ствол, тяжело дыша. Солнца слились в одно огромное белое светило. Оно росло, заслоняя собой небо. Жар усилился, верхушка дерева вспыхнула. Всё, теперь бежать больше некуда. Адам закрыл глаза, было так жарко, что он не мог даже плакать. Но вдруг он почувствовал, как кто-то или что-то коснулось его руки. Перед ним стояла Эрика.
— Давай быстрее, нет времени стоять! — сказала она Адаму, схватив за руку. — Ну же, бежим!
Она потащила его в непонятно откуда взявшийся проход в земле. На Адама пахнуло приятной прохладой. Они вдвоем нырнули в коридор, освещенный едва мерцающими лампочками.
— Вам не уйти — кричал им вслед небесный голос. — Никому не уйти от всеобщей любви!
Они бежали по коридору, а вслед за ними по пятам бежало белое пламя, которое заполнило собой все пространство до потолка. Оно жадно шипело, словно огромный змей, пытаясь поглотить свою добычу.
— Нам сюда! — крикнула Эрика. А затем втолкнула Адама в капсулу и закрыла прозрачную дверь. Эрика что-то нажала и Адам почувствовал укол чуть ниже локтя. По его телу разлился жгучий и живительный холод. Тем временем белое пламя настигло Эрику. Она успела лишь инстинктивно закрыть лицо и в момент почернела, обуглилась и рассыпалась пеплом. Адам кричал, но из его горла вырывалась лишь струйка пара.
***
Он продолжал кричать какое-то время, ещё не понимая, что вернулся из сна в реальный мир.
— Что ты наделал! Ты! Ты… ты испортил наш лучший сон!
Адам снова был дома. Рядом снова была Лилли в одном нижнем белье и реалити-гласс, такая округлая и приятная. И она снова лихорадочно отдавала команды своему виртуальному секретарю.
— Пользователем Лилиан активирована утилита «Измеритель любви». Расслабьтесь. Старайтесь ни о чём не думать. Через несколько минут Вы увидите результат – сообщила Норна.
Результат Лилли был равен нулю. Результат Адама был таким же.
— Этого не может быть! Это какая-то ошибка…
Лилли была в полной растерянности.
— Нет тут никакой ошибки – сказал Адам. – Два одиночества всегда порождают еще большее одиночество. Сначала нужно повзрослеть, а потом уже заводить отношения. А сумма одиночеств всегда равна нулю.
Лилли часто моргала глазами, но плакать вроде не собиралась.
— Мне пора — сказал ей Адам, — меня ждут в другом месте.
Дверь автоматически распахнулась перед ним. Адам, как есть, голый шагнул в Белое Ничто.
***
Сначала ничего не было, всё сущее было белым. Потом потолок отделился от пола. И на белом потолке стали проступать трещины, пятна, неровности. Потом появились звуки. Вернее, один и тот же звук — писк с интервалом в несколько секунд. Потом появились запахи каких-то лекарств. А потом всё остальное.
Адам лежал на больничной койке. Над ним висела капельница. Какой-то прибор на тумбочке мерно пищал. Он с огромным трудом оторвал голову от подушки. Рядом сидел отец, такой же уставший, помятый и в гражданской одежде.
— Папа… — с трудом разлепив губы, сказал Адам.
Отец бросился к койке и заплакал. Адам снова бессильно опустился на подушку. Он ещё раз обвел глазами больничную палату. Его взгляд долго не мог сфокусироваться на красно-зеленом пятне в районе тумбочки.
Отец, перехватив его взгляд, сказал:
— А… это подарок от твоей знакомой. Такая маленькая, с короткими волосами. Часто приходила сюда, пока ты был в… В общем, без сознания. Очень просила тебе передать его.
Взгляд Адама, наконец, обрел четкость и ясность. На тумбочке у кровати лежало большое яблоко и матово поблескивало в лучах солнца.
