Три вида одиночества
Одиночество бывает разное. Бывает классическое, когда человек один и тяготится этим. Бывает, наоборот: человек окружен людьми, но не имеет с ними общих интересов, общих целей. Он не имеет возможности поговорить с ними о том, что действительно важно для него. А если и говорит об этом, то в принципе не может найти понимания. Если в первом случае человек окружен только своими собственными стенами, то во втором он мало того что в своих стенах, его ещё окружают стены, что возвели другие. Таким образом, такой одиночка оказывается в камере-матрешке. Если даже сделает подкоп и выберется за пределы своих собственных стен, перед ним возникают новые препятствия, ещё более неприступные.
Что важно, такими же заключенными оказывается и те самые другие, с которым не повезло очутиться в одной камере-семье, камере-работе или ещё какой либо общей изоляции. Они тоже хотят понимания, хотят вовлеченности, хотят любви. А натыкаются на наши стены. Таким образом, наше общество состоит из заложников и террористов. Только вот грани разделяющей тех и других нет. Я и заложник по отношению к другим и террорист, что держит их на прицеле своего скепсиса и отторжения. Современное общество, если представить его схематично, похоже на тех парней из фильма Тарантино, Родригеза или Гая Ритчи, что наставили одновременно друг на друга оружие, образуя так называемую мексиканскую ничью.
Казалось бы, если не нравится, мы всегда можем уйти, перейдя к одиночеству классическому, которое после всего этого кажется чуть ли не раем. Но зачастую мы тесно переплетены с другими заложниками экономически, родственно, да идти зачастую некуда. Знаете, что страшно в таком одиночестве? Даже выпить, когда совсем тяжко зачастую нет возможности. Классическое вполне дает возможность счастливо забыться и окончательно разрушить себя алкоголем или каким-то иными веществами. И не то что бы, не с кем, а как говорил Ерофеев «выпить не о чем». Это похоже на китайскую пытку, когда наказуемого насильно лишают сна, пока он не сходит с ума или не умирает от нервного напряжения. Единственный вариант сделать вид, что так и надо. И построить свои стены повыше и потолще, чтобы окончательно себя изолировать от мира, окончательно похоронить себя заживо.
Самое страшное, что в таком обществе нам не дано право на ошибку. Выбрали не ту работу, не тот род деятельности, не того партнера для совместной жизни и всё. Откатить назад уже нет возможности. Как в «Футураме», где всем гражданам вживляют чип, отвечающий за его профессию, и сменить его невозможно. Мы все время поминаем то Оруэлла, то Хаксли, то Брэдбери, а меж тем их антиутопии уже давно являются частью нашей реальности. И даже не нужно излишних гипербол. Конечно, есть у нас тут умники и умницы, что говорят, мол, над отношениями и всем прочим надо работать. А иначе всегда будешь вот так вот одинок. Спорить не буду. Работать конечно надо. И может быть после десятилетия корпения над семьей или работой, я однажды пойму, что достиг в этом всем успеха. Но нужен ли он мне? Достичь успеха в чуждом и навязанном деле как-то странно и сомнительно. Бывает, что привыкаешь к такому положению вещей. В нашем странном мире стокгольмский синдром часто путают с любовью, дружбой и патриотизмом. А все эти умные советы из серии «бардак в стране, наведи порядок хотя бы у себя в подъезде». Тупое бесполезное умствование, цель которого устыдить восставшего и занять какой-то бесполезной ерундой, в очередной раз украсть его время.
Часто публицисты и блогеры ругают нашу репрессивную машину, цензуру и полицейское государство. Но, при вышеописанной системе, зачастую это все излишне не нужно. Инакомыслящие, критики и прочие революционеры зачастую умирают, не родившись, попадают в тюрьму, не успев совершить преступления против власти. Они заранее изолированы обществом в стенах непонимания и принуждения к норме.
Эту проблему давно ёмко выразил советский (и зачастую антисоветский ) поэт Алексей Марков.
Страшнее нету одиночества,
Чем одиночество — в толпе,
Когда бездумно всем хохочется,
Но плакать хочется — тебе!
Его часто любят цитировать в разного рода ванильных пабликах и цитатниках. Причем, приписывают его почему-то Эдгару По. Но автор поднимает эту проблему шире, чем одиночество и непонимание в семье или ещё каком-либо анклаве. Тут мы видим одиночество лишнего человека в обществе, идейное одиночество. Он обречен кричать от ужаса бытия, от боли и безысходности и слышать лишь свое эхо, отраженное от безликой стены из человеческих тел. Нечто похожее можно найти у барда Яцека Качмарского, в его авторской версии «L’Estaca», которую он перевел на польский в виде песни «Mury» (Стены):
Кумиров в прах, булыжник в кулак —
Ты за нас или нет, гражданин?
Кто одинок — тот наш злейший враг!
А певец был всё так же один.
Он видел ровный марш толпы,
Молча прислушиваясь к шагам.
А стены росли, росли, росли,
Цепи гремели на ногах…
Мне иногда кажется, что именно в этом состоит одно из главных свойств Системы. В этом искусственном одиночестве, что она порождает через отчуждение. Она ловко делит людей на тех, кто готов принять как норму восприятие себя, как винтик, как объект, как кирпичик в стене и тех, кто в ужасе пытается из неё вырваться. Проблема в том, что никакой толпы нет. Я тоже часть этой безликой толпы. Те, другие тоже страдают и тоже мучаются. Тоже беззвучно кричат в своих камерах. Только лично я их не слышу. Полагаю, что они тупые безмолвные болванчики, цель которых изолировать конкретно меня. Часто мои товарищи-анархисты говорят о необходимости самоорганизации. Но беда в том, что Система на такой самоорганизации и держится. На самоорганизации всех людей в тюремщиков друг друга.
Что нам остается? Бежать некуда. Весь современный мир одна большая тюрьма. Лишь царапать на стенах свои мысли и пытаться достучаться до других. Вдруг, кто-то ответит. Вдруг, кто-то поймёт. Вдруг, кому-то тоже удалось выйти за свои стены. Даже найдя сообщников в этом преступлении против общества, мы не избавимся от одиночества. Но самый лучший вид одиночества это одиночество странников и юродивых. Дервишей и вагантов. Такое одиночество наиболее близко к свободе. Потому что, вокруг нас нет стен, и путей открывается великое множество. А что ещё нужно для счастья?
Напоследок вспомним знаменитое стихотворение Роберта Стивенсона, этот человек понимал кое-что в жизни:
Вот как жить хотел бы я,
Нужно мне немного:
Свод небес, да шум ручья,
Да еще дорога.
Спать на листьях, есть и пить,
Хлеб макая в реки, —
Вот какою жизнью жить
Я хочу вовеки.
Смерть когда-нибудь придет,
А пока живется —
Пусть кругом земля цветет,
Пусть дорога вьется!
Дружба — прочь, любовь — долой,
Нужно мне немного:
Небеса над головой,
А внизу дорога.
